Жилища индейцев были сделаны из дерева стояли на сваях и ничего общего
Обновлено: 05.07.2024
Романтика "лесных бомжей". Смогли бы вы протянуть зиму в индейском вигваме. Часть1
Все эти пункты были им детально освещены и в результате получилась яркая картина дикой жизни, полной трудностей, опасностей и страданий этого героического миссионера во время странствий с дикарями по лесам и горам Северной Америки.
Оставив в стороне нюансы религиозных разногласий, постараемся разобраться во что были одеты индейцы, как защищались от холода, питались и каковы были бытовые нюансы индейского общежития.
Одежда и обувь
Что касается верхней одежды Ле Жунез не заметил особой разницы между женским и мужским одеянием. Вся она служила главным образом для сохранения тепла и удобства, причем под "удобством" священник полагает уместность, все что дает тепло, то и удобно. Шилась она главным образом из звериных шкур - лосиных, оленьих, медвежьих и т.д.
Наиболее ценной считалась накидка из какого пушного зверька из страны Гуронов (размером с кролика, с гладким и черным мехом). Имела она почти квадратную форму и на ее изготовление требовалось около 60 таких шкурок, причем хвостики составляли как бы бахрому всего этого великолепия.
Самюэль Шамплен и инну (монтанье) в 1608 на месте будущего Квебека Самюэль Шамплен и инну (монтанье) в 1608 на месте будущего КвебекаОсновная же масса индейцев носила плащи из шкур животных, одеял и т.д. Когда было холодно, они обертывали их вокруг тела, закрепляя ремнем на груди. Свисающие складки плаща они затыкали за пояс, образуя таким образом клапан, который служил своеобразным карманом для мелких вещей. Как только теплело, плащ спускался на пояс и обертывался через одно плечо или же закреплялся сзади на спине.
Ноги от холода и ветра защищали леггинсы - отдельные штанины, закрепляемые ремешками под коленями и идущие от верха леггинса к поясу. На руки надевали отдельные рукава, закрепленные сзади на спине несколькими шнурками.
Ступни от обморожения защищали хорошо всем известные мокасины. Ле Жунез отмечал, что индейцам не было хорошо знакомо искусство выделки кож, поэтому они были вынуждены ждать пока их одежда, леггинсы и рукава не износятся, и таким образом не приобретут эластичность от смазки пото-жировых выделений, чтобы сшить из них обувь, которая не будет сжиматься от жара костра. Хотя это может быть связано с тем, что зимой не очень-то позанимаешься выделкой кож в условиях кочевого лагеря.
Родственные инну алгонкины в одеялах, леггинсах и мокасинах Родственные инну алгонкины в одеялах, леггинсах и мокасинахМокасины делали большими и вместительными, особенно зимой. Чтобы защитить ноги от холода обычно использовали кроличью шкуру или кусок старого одеяла, сложенного в два или три слоя. Вместе с такими портянками, индейцы использовали набивку из лосиной шерсти.
Обмотав ноги "этими лохмотьями", они надевали свои мокасины, иногда по две пары, одна поверх другой, закрепляя шнурками вокруг щиколотки Во время зимы и французы и индейцы использовали этот тип обуви в паре со снегоступами. Как только снежный покров сходил, французы одевали свои башмаки, а туземцы продолжали путь босиком, потому что мокасины впитывали воду как губка и не годились для сырой погоды.
В заключении описания одежды, отец Ле Жунез говорит:
Это не все, что можно сказать об их одежде и украшениях, но это все, что я видел и вспомнил только сейчас. Я забыл сказать, что те, кто может позволить себе выменять наши французские рубашки, носят их по-своему. Ибо вместо того, чтобы носить на тело, как мы, они надевают их поверх всей своей одежды.
И поскольку они никогда не стирают рубашки, они напоминают жирные тряпки для мойки посуды. Но это именно то чего они хотят, потому что вода, по их словам, течет по рубашке и не проникает сквозь одежду.
Жилище
Жилище на временной стоянке представляло собой подобие большого островерхого шалаша. Как только было выбрано место стоянки, женщины шли в лес и вырубали от 20 до 30 шестов. В это время мужчины снегоступами или деревянными лопатами (которые специально несли с собой в походе для этой цели) выкапывали площадку на снегу.
Дома индейцев Северной Америки - 1.
Однако не типи единым и тем более не вигвамом, зиждется понятие индейцев о доме.
Начну по порядку, с самого мало известного.
Значит так, чему был сам удивлён, но это факт - в Северной Америке было несколько крупных культур индейцев, одна из которых сравнилась с культурами бронзового века в Евразии.
Были не так уж сильно технически развитые, но очень интересные - анасази. Они возникли аж 2 200 лет назад и просуществовала как единая культура до 1130 годов, как раз к этому моменту она достигла пика и после - провал. Скорее всего засуха причиной. Жили вот здесь. Это место называется в США - Четыре угла. Четыре штата потому что границы здесь соединяют.
Пуэбло - это и есть Анасази.
Это те дома, в которых жили средние и хорошие по достатку люди. Сделаны из кирпича - глина плюс солома, высушенная на солнце или просто глина, но плотная. Анасази понастроили самые высокие дома в Северной Америке и рекорд держался вплоть до начала строительства небоскрёбов.
Одно но - точных данных о том, как жили в этих домах не имеется. По простой причине - культура сгинула во тьме веков задолго, до прибытия первых Европейцев.
В таких пещеро-хоббито-домах жили бедные.
Лично я осмелюсь предположить, что мебель была в этих домах и не примитивная. В больших домах было до 500 - 700 комнат. Эти дома строились в том числе с применением песчаника, дерева. Дерево за 70 миль от места вырубки доставляли. Есть примеры вот такой посуды. Её на что то ставили, на чём то делали, расписывали - это как минимум, веду так сказать суждение.
В общей численности их было не много - порядка 10 000, из них 4000 зажиточные. Но эта культура, плюс к ней схожие по постройкам Хохокам и Могольон, мне лично "разорвали" шаблон сильно. Всегда думал об индейцах, как о средненьких таких мастерах в плане стройки. Нет. Их дома впечатлили даже Европу.
Но в Северной Америке есть пример вообще впечатляющий.
Миссисипская культура - жила между 800 - 1600 годами. И это уже настоящие деревни нашего, Европейского бронзового века. Это города, курганы. Целая система с расслоением населения и прочими атрибутами.
Европейцы не просто застали, они помогли этой культуре заглохнуть, чего уж греха таить. Вот так выглядели дома Мисс-пи культуры. Учитывая, что эта культура была целым сплавом из разных племён, в неё вливавшихся на разных этапах, сложно указать, какие именно порядки был ив домах. Я разберу именно бытовые нюансы чуть позже, в других частях, иначе, если сваливать всё разом, получится кавардак.
Но представление думаю ясное - перед нами типичного среднего уровня деревня, такая же как наша. Отличий - мизер, если они, принципиальные, вообще были.
некоторые дома - это средние и зажиточные, стоят на "курганных насыпях". Присмотрелись? Это всё не для красоты, а функционально и важно. Курганы были не только местом культовым. На них могли и храм поставить и дом.
Поначалу американцы верить не хотели, что индейцы так сложно умели строить, да ещё и в таких объёмах земляных работ оказались умелыми. То на гигантов кивали от тупости, то на викингов, от бессилия. Нет - это строили именно индейцы и никакие не пришельцы из Южной Америки, а Североамериканские.
В плане технической нужды, смею предположить - насыпи хорошо защищали от постоянных разливов реки. Мисс--пи культура жила вдоль рек и потому вопрос о разливе стоял всегда остро. Насыпи от прошлых лет индейцы не убирали, а наоборот наращивали, повышая таким образом их высоту.
На таких курганах в том числе находят, при раскопках и простые "земляные домики" - или по нашему - Индейская землянка.
Это распространённый тип жилища и культового сооружения у индейцев, в том числе и у индейцев Великих равнин.
Наряду с типи, которые использовались при кочевом образе жизни или при кочевом периоде у земледельцев, когда поля стояли в зимний период и надо было охотится на бизонов, индейцы вовсю строили такие вот дома. Селения у них были размером от 30 человек и до 300. Обычно дома располагались кучками, - это был Род, то есть одна большая индейская семья, в составе поселения.
Реконструкция поселения в Северной Дакоте. Дома самые разные были у всех. В прошлой теме ко мне всё приставал один - НУ мол не все же Типи были раскрашены.
Понятное дело не все. Равно как у нас не все дома крутые и красивые. :)
Люди - вы поймите - индейцы Северной Америки - это не "Уууу", "аааа", не дикари с копьями и не голозадые каннибалы. Это полноценные культуры и народы, просто меньшие по численности на момент прихода европейцев. И дома они строили всяк по своему достатку и усмотрению.
Аккуратность у всех тоже разная. Один индеец бывал перфекционистом и дом его был загляденье. Другой - свинья по воззрениям, а то и бобыль и понятное дело, жил он непрезентабельно. Всё как и по всей планете.
Вот так мог выглядеть один из домов или чуток иначе. Но общий вид такой.
К слову, такого типа дома использовали индейцы пауни и арикара. Если кто смотрел оскароносный ( для Леонардо нашего, Ди каприо ) фильм "Выживший" - это те самые индейцы, "задействованные" в сюжете картины. Пауни там были "добрые", а арикара "злые. Ну а жили они в основном вот так, потому что были земледельцами в первую очередь и охотниками во вторую.
В фильме их облик показан в период войны, по сути геноцида, отсюда и грязь вокруг, убогость строения.
Место жительства пауни и ряда соседних племён, что бы понимали где такое было.
Небраска, реальное фото жилища Пауни.
Вот ещё интересный пример - племя Манданы. На сегодняшний день их нет как именно народа, отдельного, они объединились с Арикара и Хидатса.
Это пример их поселения постоянного.
Дома имели куполообразные крыши, с квадратным отверстием-дымоходом, посередине.
Основа - четыре столба, на них с помощью крестовин, держалась крыша.
крышу покрывали сеном и землёй, а сверху - камышом.
Диаметр до 12 метров. Жили крупными семьями в каждом. по 30 - 40 человек, главным человеком в доме была женщина, дом принадлежал ей, так было принято у многих племён.
Хидатса племя. Схожий тип строений. Вообще изначально дома они и другие племена, строили квадратными, как и мы.
Вождь племени живал в таких вот интерьерах.
При этом не стоит думать, что вот индейцы этих и других племён сбивались в кучу в один дом и так "жили". Никуда из дома мол не деться, как хочешь, так и отдыхай после работы или учения.
Помимо основных строений, у этих и у других племён, строили меньшие по размеру дома, для простого уединения ,молитв, отдыха, ну да и секса само собой.
Так же индейцы строили беседки - рамада, для отдыха на улице, где могли играться дети и старики за ними приглядывали.
В жилищах всегда было чисто подметено, порядок вещей был не навалом, а всё разложено, развешано в нужных местах. У индейцев в том числе использовались и их варианты бань, для мытья. Стоит однако указать - племена все разные. В одних было беднее и грязнее, в других наоборот, почти уровень европейской деревни 14 - 16 века.
Правда мебель в таких селениях индейцы не особо использовали. Они знали и порой пользовались аналогами кроватей для сна - низкими скамьями.
Но чаще всего спали за полу жилища, вкруговую, вдоль стен, завернувшись в одеяла. У каждого жившего было своё место.
Для индейцев круг символизировал Солнце и Вселенную. Отсюда и такая форма у домов. Они умели строить и квадратные дома и периодически такие находят при раскопках, но чаще создавали именно с тем расчётом, что бы комната главная была круглой.
В центре был очаг - обложенный камнями, открытого типа. Дым без дымохода, выходил в отверстие на крыше. По нашему это называлось - топить по чёрному.
И между прочим, у русских, на Руси, курная изба, в которой печь была такой же по принципу, была основной до 1500-х годов. Между 1550 - 1600 годами получила распространение классическая русская печь, с грамотной системой дымохода. При этом классический вид наша печка приобрела только к 1700-м годам.
Скажу больше, именно отверстие в наших курных избах, как и у индейцев в их жилищах, появилось только в 1200-х годах в русских сёлах. До этого топка нашей печи выглядела так. :) Дым валом валил через дверь и оконца.
Так что если кто либо думает, будто индейцы топили открытого типа огонь по недалёкости, нет, это вообще не так, совсем не так. Это естественный исторический процесс и прогресс. Сразу никто, ни до чего не додумался ещё никогда.
Так же хочу отметить - индейцы знали типи издревле. Потому что изначально, когда они только переселялись на континент Северная Америка по Берингии, они не могли не использовать жилища, ведь переселение шло тысяч лет, со средней скоростью от силы километр в год, когда была добыча.
Ну так вот, сходство строения типи с чумами разных Азиатских народов более чем очевидно и думаю стоит затем, рассказать и о наших, близких примерах таких жилищ.
так что индейцы знали, как грамотно отводить дым из своих типи уже тысячи лет назад, у них, как в наших курных избах, чёрная копоть волоком не висела под потолком, наоборот, благодаря мудро организованным клапанам, в жилищах приятно пахло костром и смолой, а вот дыма коромыслом не было.
Хоган - так называются различные типы домов, строившиеся племенами навахо. Они возводили дома для разных целей, от амбара или жилого дома, до дома для отдыха или религиозных культов.
Это зимний вариант - тоже навахо. Присмотритесь - по сути тот же сруб, но круглый.
Вид ннутри такого домика, с поправкой конечно, что раньше не было подобных металлических печей и труб.
Навахо, и другие индейцы, на месте не стояли. Пример эволюции строений навахо - в итоге приведшие к классическим, европейского типа домам.
Ну и хватит в этой части, уже фото некуда ставить.
Во второй продолжу про ирокезов и племена крайнего Северо-Запада США, у которых так же очень интересный был подход к строительству.
По поводу обычаев в жилищах - отдельно. В кучу всё сливать не хочу, только путаницу иначе разведём.
Одноэтажная Америка
Из Грэнд-кэньона вела новая, еще не изъезженная туристами дорога. Высокие и густые леса национального парка постепенно редели и, наконец, вовсе исчезли. Их заменили желтые скалы, закончившиеся спуском в новую пустыню. Дорога падала крутыми виражами. Она принадлежала к самому замечательному виду американских автомобильных путей: «scenic road», что значит – живописная дорога. Строители сделали ее не только прочной, широкой, удобной и безопасной при дожде, но еще добились и того, чтобы каждый ее поворот заставлял путешественника любоваться все новыми и новыми видами, десятком различных ракурсов одного и того же пейзажа.
– Нет, серьезно, сэры, – говорил мистер Адамс, поминутно высовываясь из машины, – вы не хотите понять, что такое американский сервис. Это – высшая степень умения обслужить. Вам не надо карабкаться по скалам в поисках удобной точки для наблюдения. Вы все можете увидеть, сидя в машине. А поэтому покупайте автомобили, покупайте газолин, покупайте масло!
Мы привыкли к пустыням, полюбили их и новую пустыню, открывавшуюся нам с довольно большой высоты, встретили как старого друга. Здесь начиналась резервация (заповедник) кочевого индейского племени навахо, или, как его называют, навайо. Это одно из самых больших индейских племен. В нем шестьдесят тысяч человек. Еще пять лет тому назад край этот был совершенно недоступным, и только недавно, с появлением новой дороги, сюда понемногу стали проникать туристы.
Навахо ненавидят и презирают «бледнолицых братьев», которые уничтожали их несколько столетий, перегоняли все в худшие и худшие места и, в конце концов, загнали в бесплодную пустыню. Эта ненависть сквозит в каждом взгляде индейца. Индеец будет привязывать новорожденного младенца к маленькой доске и класть его прямо на грязный земляной пол вигвама, но не станет брать у белого человека его культуры.
Индейцы почти совершенно не смешиваются с белыми. Это многовековое упорное сопротивление индейцев – вероятно, одно из самых замечательных явлений в истории человечества.
Правительства, которые уничтожали индейцев, пытаются теперь сохранить их небольшое потомство. Во главе индейского департамента в Вашингтоне поставлен либеральный джентльмен. Устроены так называемые индейские резервации, где белым разрешается торговать с индейцами только под контролем государства. Предварительно прогнав индейцев с плодородных земель, за ними закрепили сейчас несколько жалких кусочков пустыни, и это считается большим благодеянием. Открыты музеи индейского искусства. У индейцев покупают за грош их рисунки, ковры, раскрашенные глиняные миски и серебряные браслеты. Построили несколько превосходно оборудованных школ для индейских детей. Американцы даже немножко гордятся своими индейцами. Так гордится директор зоопарка редким экземпляром старого льва. Гордый зверь очень стар и уже не опасен, когти его притупились, зубы выпали. Но шкура его прекрасна.
Устраивая резервации, школы и музеи, забывают, что в основе развития народа лежит родной язык. В индейских школах преподают только белые и только на английском языке. Индейской же письменности не существует вовсе.
Правда, каждое индейское племя говорит на своем особом языке, но это не препятствие. Была бы охота. И многие американские ученые, знатоки индейской культуры, в короткий срок создали бы письменность, хотя бы для нескольких важнейших племен.
К полудню мы приехали в поселок Камерон. Здесь было несколько домиков – почта, торговый пункт, где индейцам продают товары, маленькая, но превосходно оборудованная гостиница с ресторанчиком, кэмп и два глиняных индейских вигвама.
Мы вошли в один из них. Отца семейства не было дома. На полу сидела красавица индеанка, похожая на цыганку (обычно индейцы мужчины красивее женщин). Ее окружал целый выводок детишек. Самый маленький, грудной, был привязан к дощечке, которая лежала на земле. Самому большому было лет семь. Дети были грязные, но очень красивые, как мать.
– Бекки! Бекки! – взволнованно крикнул мистер Адамс. – Скорей иди сюда! Здесь маленькие дети!
Адамсы очень соскучились по своей бэби и никогда не пропускали ни одного младенца, чтобы не взять его на руки, не приласкать, не подарить ему конфетку. Дети очень благоволили к мистеру Адамсу, охотно шли к нему на руки, лепетали что-то об овечках и лошадках; мамаши, польщенные вниманием, смотрели на мистера Адамса благодарным взглядом и отпускали ему на прощание такое нежное «гуд-бай», как будто он был не случайно встретившимся путешественником, а добрым дедушкой, приехавшим из Канзаса, чтобы навестить своих горячо любимых внучат. В общем, супруги Адамс получали от таких встреч большое удовольствие.
– Где, где дети? – воскликнула миссис Адамс, поспешно доставая из сумочки шоколадку и нагибаясь, чтобы войти в низенькую дверь вигвама.
– Ну, юные джентльмены, – бодро сказал мистер Адамс, – кто из вас хочет получить шоколадку первым?
Малыши испуганно заревели. Красавица-мать растерянно пыталась их успокоить. Только старший, семилетний, которому, видно, тоже очень хотелось зареветь, пересилил себя, сжал грязные кулачки и посмотрел на нас с такой яростью, что мы тотчас же ушли.
– Вот, вот, сэры, – сконфуженно сказал мистер Адамс, – индейцы с самых малых лет воспитывают в детях ненависть к белым. О, но! Да, да, да. Индейцы навахо – умные люди. За что бы им, в самом деле, любить белых!
Когда мы выходили, к вигваму подъехал старинный заржавленный автомобиль (такого древнего экземпляра мы не видели даже в Техасе), и из него вышел отец семейства.
– How do you do, sir! – сказал мистер Адамс, затевая разговор.
Индеец не ответил. Он показал на свои губы и сделал рукой отрицательный жест. Он не хотел разговаривать с белыми людьми. Проходя к своему вигваму с охапкой сухого бурьяна, он даже не посмотрел в нашу сторону. Мы интересовали его не больше, чем пыль пустыни. Его величественной походке и непроницаемости его лица мог бы позавидовать старый английский дипломат.
Как отчетливо мы представили себе в ту минуту лицемерие всех этих индейских департаментов, школ, музеев, резерваций, всей этой суетливой благотворительности старого грешника, неумело замаливающего грехи прошлого.
Когда мы выезжали из Камерона, нас предупредили, что теперь долго не будет жилья.
Прекрасная дорога давала возможность развить очень большую скорость. Мы мчались по пустыне часов пять, не встретив ни души. Только однажды появилась белая лошадь. Она уверенно шла куда-то, одна, без провожатого. Да еще немного подальше был «детур» миль на десять. Здесь несколько шоссейных рабочих на дорожных машинах заканчивали последний участок пути.
По обе стороны дороги лежала окрашенная пустыня. Мы гнались за солнцем, медленно опускавшимся в Тихий океан, куда-то в Японию, которая с американской точки зрения является страной заходящего солнца. Мы пересекали территорию навахо. Но где были эти шестьдесят тысяч нищих и гордых людей, – этого мы не знали. Они были где-то вокруг со своими стадами, кострами и вигвамами. Несколько раз в течение дня на горизонте вырисовывалась фигура всадника, появлялся клуб пыли и быстро исчезал.
Если и раньше пустыня казалась нам разнообразной, то сейчас она изменялась чуть ли не каждую минуту. Сперва шли ровные, как бы засыпанные какао холмики, формой своей напоминавшие вигвамы (так вот откуда индейцы заимствовали свою архитектуру!). Потом началось нагромождение гладких и круглых, на вид мягких, как подушки, и даже как подушки морщинистых у края, темно-серых возвышенностей. Затем мы оказались на дне небольшого кэньона. Тут пошла такая архитектура, такие мавзолеи, бастионы и замки, что мы совершенно перестали говорить и, высунувшись из окон, следили за проносящимся, мимо нас каменным видением тысячелетий. Солнце зашло, пустыня стала розовой. Все это кончилось целым храмом на скале, окруженным ровными террасами. Дорога повернула к этому храму. Под ним протекала река Литл-Колорадо. Через нее был перекинут новый висячий мост. Тут кончалась резервация навахо. Сразу стало темно и холодно. Иссяк бензин. Захотелось есть. Но не успел мистер Адамс высказать мысль о том, что теперь все пропало и нам придется ночевать в пустыне, как сейчас же за мостом сверкнул огонек, и мы подъехали к домику. Возле домика мы со вздохом облегчения заметили газолиновую станцию. Кроме этих двух сооружений, которые стояли прямо в пустыне, даже не обнесенные заборами, не было ничего. Домик представлял собою то, что по-русски и по-испански называется «ранчо», а по-английски – «рэнч». И вот здесь, в пустыне, где на двести миль в окружности нет ни одного оседлого жилья, мы нашли: превосходные постели, электрическое освещение, паровое отопление, горячую и холодную воду – нашли такую же обстановку, какую можно найти в любом домике Нью-Йорка, Чикаго или Галлопа. В столовой перед нами поставили помидорный сок в стопочках и дали «стейк» с костью в виде буквы Т, такой же красивый и невкусный, как в Чикаго, Нью-Йорке или Галлопе, и взяли с нас за все это почти столько же, сколько это стоит в Галлопе, Чикаго или Нью-Йорке, хотя, пользуясь безвыходным положением путешественников, могли взять сколько угодно.
Это зрелище американского standard of life (уровня жизни) было не менее величественным, чем окрашенная пустыня. Если вы спросите, что можно назвать главной особенностью Соединенных Штатов Америки, мы можем ответить: вот этот домик в пустыне. В этом домике заключена вся американская жизнь: полный комфорт в пустыне рядом с нищими шалашами индейцев. Совсем как в Чикаго, где рядом с Мичиган-авеню помещается свалка. Куда бы вы ни ушли, путешественник, на Север, на Юг или на Запад, в Нью-Йорк, в Нью-Орлеан или Нью-Джерси, – вы всюду увидите комфорт и бедность, нищету и богатство, которые, как две неразлучные сестры, стоят, взявшись за руки, у всех дорог и у всех мостов великой страны.
– Но, сэр, – сказал мистер Адамс, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, – вы должны рассказать нам, чем замечательны эти ковры.
Старый ковбой оказался прекрасным собеседником.
– Уэлл, – сказал он медленно, – это религиозные индейские ковры, или, как индейцы называют, платья. Они достались мне давно от одного индейца. Видите, джентльмены, у навахо есть поверье, что если кто-нибудь заболеет, больного нужно закутать в эти платья. Поэтому они всегда приходят за ними ко мне. Я им, конечно, никогда не отказываю. В то время как больной лежит, закутанный в ковры, племя танцует особый танец, посвященный его выздоровлению. Иногда танцует несколько дней подряд. Я очень люблю и уважаю навахо. Мне было бы очень неприятно продать ковры и лишить их такого целебного средства.
Хозяин поднялся, подошел, постукивая высокими каблучками своих ковбойских сапог, к камину и подложил большое полено. Потом вернулся и продолжал:
– Навахо действительно замечательный народ. Они безукоризненно честны. У них совершенно не бывает преступлений. Мне кажется, они даже не знают, что такое преступление. За двадцать лет я научился их так уважать, как никогда не уважал ни одного белого человека. И мне их очень жалко. У них здорово умирают дети. Ведь они не хотят никакой помощи от белых. Белому влиянию они не поддаются, не пускают белых в свои вигвамы. У меня с навахо хорошие отношения, но хотя я двадцать лет живу с ними, – я чужой для них человек. А народ замечательный, уж такой честный народ, что и представить трудно.
Старый ковбой рассказал нам историю об одном индейце из племени навахо, который решил вдруг заняться торговлей.
– У индейца каким-то образом оказался небывалый капитал – двести долларов. То ли он продал скот, то ли нашел на своем участке немножко нефти, только деньги у него появились. И он решил торговать. Он отправился из пустыни в ближайший городок, закупил на двести долларов разных товаров и привез их в свое родное кочевье. Представьте себе индейца, занимающегося коммерцией! Ведь это был первый такой случай в истории племени навахо. Торговля пошла довольно живо. Но вот я заметил, что мой друг-индеец стал торговать несколько странным способом. Меня это так поразило, что я сперва подумал даже, что он сошел с ума. Он, видите ли, продавал свои товары ровно за такую же цену, какую заплатил за них сам. Ну, тут я принялся втолковывать другу, что так торговать нельзя, что он разорится, что товары надо продавать дороже их цены.
– То есть как это дороже? – спросил меня индеец.
– Очень просто, – ответил я, – ты, скажем, купил вещь за доллар, а должен продать ее за доллар двадцать.
– Как же я продам ее за доллар двадцать, если она стоит только доллар? – спрашивает меня этот коммерсант.
– В том-то и заключается торговля, – говорю я, – купить дешевле, а продать дороже.
Ну, тут мой индеец страшно рассердился.
– Это обман, – сказал он, – купить за доллар, а продать за доллар двадцать. Ты советуешь мне обманывать людей.
Тогда я ему говорю:
– Это вовсе не обман. Ты просто должен заработать. Понимаешь – заработать.
Но с моим другом-индейцем сделалось что-то странное. Он перестал вдруг понимать самые обыкновенные вещи.
– Как это – заработать? – спросил он.
– Ну, оправдать свои расходы.
– У меня не было никаких расходов.
– Но ты все-таки ездил в город, покупал, привозил, работал!
– Какая же это работа! – сказал мне индеец. – Покупать, привозить. Это не работа. Нет, что-то ты мне не то советуешь!
Убедить его не было никакой возможности. Как я ни старался – ничего не вышло. Он был упрям как бык и твердил все время одно: «Ты мне советуешь нечестное дело». Я ему говорю: «Это торговля», а он мне говорит: «Значит, торговля – нечестное дело». И, представьте себе, он продолжал торговать так же, как и начал, а вскоре и совсем бросил это занятие. И закрылось единственное у племени навахо коммерческое предприятие с индейским капиталом.
Мы вспомнили об этом индейце месяц спустя, когда сидели в сенате Соединенных Штатов Америки во время допроса Джона Пирпонта Моргана-младшего сенатской комиссией. Мы еще вернемся к этому эпизоду в конце книги.
Комиссия занималась вопросом о роли Моргана в вовлечении Соединенных Штатов Америки в мировую войну.
– Скажите, – спросил сенатор Най, – ведь вы знали, что, экспортируя в Европу деньги, вы поддерживаете войну?
– Почему же вы это делали?
– Как почему? – удивился громадный старик, приподнявшись на своем стуле. – Да ведь это бизнес! Торговля! Они покупали деньги, я их продавал.
…Жена позвала нашего хозяина в столовую, помочь ей накрывать на стол. Вскоре позвали и нас.
Когда мы обедали, в комнату вошел высокий человек в сапогах и ярко-красной суконной рубахе, опоясанной лентой револьверных патронов. У него были рыжеватые волосы с сильной проседью, роговые очки и ослепительная улыбка. Его сопровождала женщина. Они поздоровались с хозяевами и уселись за соседний столик. Человек в красной рубахе услышал, что мы говорим между собою на каком-то иностранном языке, и громко сказал женщине, которая пришла вместе с ним:
– Ну, жена, это, наверно, французы. Наконец-то ты имеешь случай поговорить по-французски.
– Я не знаю французского языка, – ответила жена.
– Как ты не знаешь! Вот тебе раз! Мы с тобой женаты пятнадцать лет, и в течение этого времени ты каждый день твердила мне, что родилась в двух часах езды от Парижа.
– Я и родилась в двух часах езды от Парижа.
– Ну, так поговори с людьми по-французски.
– Да говорю тебе, что не знаю французского языка. Я родилась в Лондоне, а Лондон действительно в двух часах езды от Парижа, если лететь на самолете.
Человек в красной рубахе шумно захохотал. Видно, эта семейная шутка повторялась каждый раз, когда супруги встречались с иностранцами.
Почва для выступления мистера Адамса была подготовлена, и он не замедлил выступить.
– Я вижу, сэр, что вы веселый человек, – сказал мистер Адамс, делая вежливый шажок вперед.
– Шурли! – воскликнул человек в красной рубахе.
И он в свою очередь сделал шаг по направлению к мистеру Адамсу.
В глазах обоих светилось такое неутолимое, сумасшедшее желание поговорить, что нам стало ясно, – они должны были встретиться сегодня в пустыне, они не могли не встретиться. С такой неестественной быстротой вспыхивает лишь любовь с первого взгляда.
– How do you do! – сказал мистер Адамс, делая еще один шаг вперед.
– How do you! – сказал человек в красной рубахе и тоже сделал шаг. – Вы из Нью-Йорка? – спросил он.
– Шурли! – взвизгнул мистер Адамс. – А вы живете здесь?
– Шурли! – зарычал незнакомец.
Через секунду они со страшной силой уже хлопали друг друга по спинам, причем низенький Адамс хлопал своего нового друга почти что по талии, а высокий друг хлопал мистера Адамса почти что по затылку.
У мистера Адамса был необыкновенный нюх на новые знакомства. Человек в красной рубахе оказался одним из самых интересных людей, каких мы встречали в Соединенных Штатах Америки.
– Это единственный белый человек, – сказал о нем наш хозяин-ковбой, – которого индейцы приняли как своего. Он живет с индейцами и иногда приезжает ко мне в гости.
Биография этого человека необычайна.
По окончании колледжа он сделался миссионером, женился и отправился к месту своей новой службы – в пустыню, к индейцам навахо, чтобы обращать их в христианство. Однако новый миссионер скоро понял, что индейцы не хотят христианства. Все его попытки разбивались об упорное сопротивление индейцев, которые не только не хотели принимать новую веру, но и вообще не желали иметь никакого дела с белыми людьми. Ему приходилось очень трудно, но индейцы ему понравились. Через год он отправился к своему начальству и заявил, что отказывается обращать индейцев в христианство.
– Я вижу свой христианский долг в том, чтобы помогать людям, – сказал он, – вне зависимости от того, какую религию они исповедуют. Я хорошо все продумал. Если вы хотите, я останусь жить в пустыне с индейцами, но предупреждаю – я не буду делать ни малейшей попытки обратить их в христианство. Иначе я никогда не стану своим человеком у индейцев. Я просто буду помогать им чем могу, буду звать для них докторов, буду объяснять, как надо ухаживать за детьми, давать житейские советы. До сих пор еще не было случая, чтобы навахо приняли белого человека. Но если мне это удастся, тогда мы можем подумать и об обращении их в христианство.
Церковной администрации такие речи показались слишком радикальными.
– Вы должны действовать, как все миссионеры, – сказали ему.
Тогда его уволили со службы. И чудак остался со своими опасными идеями, с женой и без копейки денег.
Он снова поехал в пустыню. На этот раз с твердой решимостью никогда оттуда не возвращаться. Это было восемнадцать лет тому назад. Он поселился в кочевье навахо и стал вести жизнь индейца. Денег у него не было. Он, так же как индейцы, занимался охотой и скотоводством. Проходили годы. Индейцы привыкли к странному веселому и храброму человеку в очках. Постепенно ему стали доверять, он становился своим человеком. Иногда он ездил в город, устраивал подписку для индейских детей, уговаривал индейцев лечиться у докторов и не привязывать новорожденных к дощечке. Он в совершенстве овладел языком навахо и очень полюбил индейцев. Он все никак не мог собраться начать пропаганду христианства. «С этим я еще успею», – думал он. А еще через некоторое время и совсем бросил думать о христианстве. Оглянувшись назад, он понял, что прошла б льшая и, по всей вероятности, лучшая часть его жизни и что прошла она хорошо. Он был счастлив.
– Я хотел сделать индейцев христианами, – сказал нам человек в красной рубахе, опоясанной лентой револьверных патронов, – но получилось совсем не так, как я ожидал: они сделали меня индейцем. Да! Теперь я самый настоящий индеец. Хотите, я сниму с вас скальп?
И громко хохоча, он сделал вид, что хочет снять скальп с мистера Адамса.
Потом он сел и, все еще продолжая улыбаться, задумчиво добавил:
– Я не знаю более честных, благородных и чистых людей, чем индейцы. Они научили меня любить солнце, луну, пустыню, научили понимать природу. Я не представляю себе, как мог бы жить сейчас вдали от индейцев.
– Сэр! – сказал вдруг мистер Адамс. – Вы хороший человек!
Он вынул платок и вытер глаза, не снимая очков.
На следующий день мы поднялись в шесть часов. Начинало светать, но солнце еще не взошло. Было холодно, как в эту пору в Москве. Мы дрожали в своих демисезонных пальто. Песок был покрыт инеем. Пустыня казалась сумрачной и не такой красивой, как вчера. Мы сбегали к мосту, чтобы еще раз посмотреть на речку Литл-Колорадо. Над нами снова была скала в виде храма, окруженного террасами. На этот раз и она показалась нам не такой волшебной, как вчера. Когда мы, согреваясь на ходу, бежали обратно к домику, взошло солнце. Пустыня сразу же осветилась и стала красивой. Через полчаса мы уже сняли пальто, а еще через полчаса стало просто жарко.
– Ай эм болшевик! – крикнул бывший миссионер на прощание, показывая на свою красную рубаху и хохоча во все горло. – Гуд-бай!
– Гуд-бай, сэр! – крикнул мистер Адамс в ответ.
Дорога шла в гору. И, оглядываясь назад, на пустыню навахо, мы долго еще видели маленький домик, и мост, и газолиновую станцию, рядом с которой виднелась красная рубашка миссионера-индейца.
В последний раз мы смотрели на пустыню навахо, удивляясь тому, как в центре Соединенных Штатов, между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, между Чикаго и Нью-Орлеаном, окруженные со всех сторон электростанциями, нефтяными вышками, железными дорогами, миллионами автомобилей, тысячами банков, бирж и церквей, оглушаемые треском джазбандов, кинофильмов и гангстерских пулеметов, – умудрились люди сохранить в полной неприкосновенности свой уклад жизни.
1. ..Если вы не поступите так, как я сказал, то я буду вынужден покинуть ваше племя немедленно и больше сюда никогда не появлюсь.
Vanehkasemenov 14 апр. 2013 г., 13:39:47 (8 лет назад) Rolling12345 14 апр. 2013 г., 16:20:07 (8 лет назад)1. Если вы не поступите так, как я сказал, то я буду вынужден покинуть ваше племя немедленно и больше здесь никогда не появлюсь.
2. Жилища индейцев были сделаны из дерева, стояли на сваях и ничего общего не имели с походившими на дома и покрытыми шкурами животных вигвамами индейцев, заселивших когда-то Северную и Южную Америку.
3. Независимость и самостоятельность в принятии жизненно важных решений не всегда приводили ее к правильным поступкам, она допустила в жизни несколько роковых ошибок, на которых мы остановимся позже.
4. Как видите, задача вполне осуществима, и вам останется только повторить задание, чтобы я убедился в успешном овладении вами теми знаниями, которые мною были вам преподнесены.
5. -А как же быть с пистолетом, его я на квартире оставить не могу.
Некоторое время подумав, она предложила:
-Положим его в мой кошелек.
6. Минут через тридцать. подъехала Кристина, на которой были надеты белая блузка с глубоким вырезом, черная юбка, такого же цвета туфли.
7. ..Не поможете ли вы нам поймать его [агента] . У вас есть возможность смягчить себе наказание, если вы поможете нам.
Другие вопросы из категории
Veraprokopenko / 08 апр. 2017 г., 9:25:32Выберите один из вариантов ответа:
1. (СО) ВРЕМЕНЕМ собирательство П. М. Третьякова стало систематическим: он скупал старинные предметы искусства у антикваров и частных коллекционеров ТАК (ЖЕ) последовательно, как и современные.
2. Оттенки витража меняются (НА) ПРОТЯЖЕНИИ суток и в разное время года, (ПО) ТОМУ что свет и цвет в этом виде искусства связаны неразрывно.
3. (В) НАЧАЛЕ Шаляпин (ПО) НЕМНОГУ разучивал партию Бориса Годунова из одноимённой оперы Мусоргского.
4. (В) ТЕЧЕНИЕ долгого времени в садах Древнего Востока вдоль всех дорожек проводили канавки с розовой водой, ЧТО (БЫ) испаряющийся запах розы сопровождал посетителей даже на воздухе.
2)В каком предложении оба выделенных слова пишутся раздельно?
Выберите один из вариантов ответа:
1. Это озеро (ПО) ТОМУ и прелестно, что на его берегах нет (НИ) ОДНОГО заводика.
2. Иду (НА) КОНЕЦ скошенного поля, (ПО) ВИДИМОМУ еще следу телеги.
3. (В) ДАЛИ голубой так и (НЕ) ВСПЫХНУЛ веер лучей восхода солнца.
4. (В) НАЧАЛЕ я (НЕ) ЗАМЕЧАЛ, как вокруг меня стало смеркаться.
3)В каком предложении оба выделенных слова пишутся раздельно?
Выберите один из вариантов ответа:
1. Я люблю тебя ЗА (ТО) , что ты (В) ПРОДОЛЖЕНИЕ долгих лет не раз доказывал свою безграничную преданность.
2. (В) ДОГОНКУ ему крикнули, ЧТО (БЫ) он больше не появлялся на этой улице.
3. (ПО) ЭТОМУ склону горы сошла лавина, (ОТ) ТОГО невероятным кажется спасение туристов.
4. (ЗА) ЧЕМ совершать поступки, за которые (В) ПОСЛЕДСТВИИ будет стыдно?
Ошибка Шарика или что означал такой рисунок у настоящих индейцев?
Помните знаменитый советский мультфильм " Зима в Простоквашино "? Да, что я спрашиваю - его смотрели почти все. Я лично обожал в нем сцену "диалога" Матроскина и Шарика, когда они не разговаривали друг с другом, а почтальон Печкин служил передаточным звеном между ними.
Кадр из мультфильма "Зима в Простоквашино". Союзмультфильм. Кадр из мультфильма "Зима в Простоквашино". Союзмультфильм.Кот послал, купившему кеды вместо валенок, псу телеграмму, а тот в ответ нарисовал "фигвам" - "народную индейскую избу". Потом картинка и фраза Шарика стали мемами, благо это действительно было остроумно.
Но речь сегодня пойдет не о героях любимого мультфильма, а о настоящей "национальной индейской избе" - вигваме .
Кстати, есть общепринятое заблуждение, что в них жили абсолютно все племена индейцев. На самом деле так назывались дома только североамериканских аборигенов, ведущих оседлый образ жизни.
Вигвам племени Оджимбе. Картина Пола Кейна (1846) Вигвам племени Оджимбе. Картина Пола Кейна (1846)Например, живших в лесу и промышлявших охотой и собирательством. Это были скорее капитальные сооружения, рассчитанные на многие годы. Каркас из согнутых стволов деревьев покрывали древесной корой, а зимой снаружи еще и шкурами для утепления. Чаще всего вигвамы были куполообразной формы.
А вот то, что нарисовал Шарик больше похоже на типи - традиционное жилище кочевых племен Великих равнин . Это были легкие, быстроразборные сооружения из жердей, которые снаружи покрывались вышитыми циновками или просто шкурами.
Племена, жившие в прериях, охотились на бизонов, которые постоянно перемещались и строить постоянные дома просто не было смысла. Но такие сооружения не слишком спасают от холодов - поэтому для длительных зимовок кочевники рыли себе землянки или устанавливали более теплые вигвамы.
Читайте также: