Сколько кирпичей вынес герасим со двора дома к которому пристраивался флигель
Обновлено: 26.04.2024
Сколько кирпичей вынес герасим со двора дома к которому пристраивался флигель
Тестовые задания по повести И.С. Тургенева «Муму»
Правильный вариант ответа отмечен знаком +
1. Куда делись сыновья барыни?
А) Отправились на войну
+ Б) Служили в Петербурге
В) Уехали заграницу
2. Кем был Герасим?
3. Чем был одарён Герасим?
А) Чудесным голосом
Б) Тонким слухом
+ Г) Необычайной силой
4. С кем сравнивает автор Герасима, когда описывает его скуку после переезда в город?
А) С волком-одиночкой
5. Что не входило в обязанности Герасима?
А) Содержать двор в чистоте
Б) 2 раза в день привезти бочку с водой
В) Натаскать и наколоть двор
+ Г) Косить в поле пшеницу по утрам
6. Как относились окружающие к Герасиму?
+ А) Побаивались его
В) Смеялись над ним
7. К кому Герасим относился уважительно?
8. Где жил Герасим?
А) В дальнем сарае
+ В) В каморке над кухней
Г) В комнатке на чердаке
9. Где Герасим прятал ключ от своей каморки?
А) Под камнем возле входа в дом
Б) В саду у корней вишни
В) В старом кувшине
+ Г) Носил с собой
тест 10. Что решила сделать барыня для того, что остепенился Капитон Климов?
11. Кем был Капитон Климов?
12. Кем была Татьяна, которая так сильно нравилась Герасиму?
13. Почему Герасим не попросил у барыни разрешения жениться на Татьяне?
А) Боялся барыни
Б) Боялся отказа Татьяны
В) Ждал, пока барыня будет в хорошем расположении духа
+ Г) Ждал новый кафтан для похода к барыне
14. Кого Герасим не мог терпеть?
15. Что сделала Татьяна для того, чтобы разонравиться Герасиму?
Сколько кирпичей вынес герасим со двора дома к которому пристраивался флигель
На следующее утро барыня проснулась довольно поздно. Гаврило ожидал ее пробуждения для того, чтобы дать приказ к решительному натиску на Герасимово убежище, а сам готовился выдержать сильную грозу. Но грозы не приключилось. Лежа в постели, барыня велела позвать к себе старшую приживалку.
– Любовь Любимовна, – начала она тихим и слабым голосом: она иногда любила прикинуться загнанной и сиротливой страдалицей; нечего и говорить, что всем людям в доме становилось тогда очень неловко, – Любовь Любимовна, вы видите, каково мое положение; подите, душа моя, к Гавриле Андреичу, поговорите с ним: неужели для него какая-нибудь собачонка дороже спокойствия, самой жизни его барыни? Я бы не желала этому верить, – прибавила она с выражением глубокого чувства. – Подите, душа моя, будьте так добры, подите к Гавриле Андреичу.
Любовь Любимовна отправилась в Гаврилину комнату. Неизвестно, о чем происходил у них разговор, но спустя некоторое время целая толпа людей подвигалась через двор в направлении каморки Герасима: впереди выступал Гаврило, придерживая рукой картуз, хотя ветру не было; около него шли лакеи и повара; из окна глядел Дядя Хвост и распоряжался, то есть только так руками разводил; позади всех прыгали и кривлялись мальчишки, из которых половина набежала чужих. На узкой лестнице, ведущей к каморке, сидел один караульщик; у двери стояли два других, с палками. Стали взбираться по лестнице, заняли ее во всю длину. Гаврило подошел к двери, стукнул в нее кулаком, крикнул:
Послышался слабый лай; но ответа не было.
– Говорят, отвори! – повторил он.
– Да, Гаврило Андреич, – заметил снизу Степан, – ведь он глухой – не слышит.
– Как же быть? – возразил сверху Гаврило.
– А у него там дыра в двери, – отвечал Степан, – так вы палкой-то пошевелите.
– Он ее армяком каким-то заткнул, дыру-то.
– А вы армяк пропихните внутрь.
Тут опять раздался глухой лай.
– Вишь, вишь, сама сказывается, – заметили в толпе и опять рассмеялись.
Гаврило почесал у себя за ухом.
– Нет, брат, – продолжал он наконец, – армяк-то ты пропихивай сам, коли хочешь.
– А что ж, извольте!
И Степан вскарабкался наверх, взял палку, просунул внутрь армяк и начал болтать в отверстии палкой, приговаривая: «Выходи, выходи!» Он еще болтал палкой, как вдруг дверь каморки быстро распахнулась – вся челядь тотчас кубарем скатилась с лестницы. Гаврило прежде всех. Дядя Хвост запер окно.
– Ну, ну, ну, ну, – кричал Гаврило со двора, – смотри у меня, смотри.
Герасим неподвижно стоял на пороге. Толпа собралась у подножия лестницы. Герасим глядел на всех этих людишек в немецких кафтанах сверху, слегка оперши руки в бока; в своей красной крестьянской рубашке он казался каким-то великаном перед ними. Гаврило сделал шаг вперед.
– Смотри, брат, – промолвил он, – у меня не озорничай.
И он начал ему объяснять знаками, что барыня, мол, непременно требует твоей собаки; подавай, мол, ее сейчас, а то беда тебе будет.
Герасим посмотрел на него, указал на собаку, сделал знак рукой у своей шеи, как бы затягивая петлю, и с вопросительным лицом взглянул на дворецкого.
– Да, да, – возразил тот, кивая головой, – да, непременно.
Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять указал на Муму, которая все время стояла возле него, невинно помахивая хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя в грудь, как бы объявляя, что он сам берет на себя уничтожить Муму.
– Да ты обманешь, – замахал ему в ответ Гаврило.
Герасим поглядел на него, презрительно усмехнулся, опять ударил себя в грудь и захлопнул дверь.
Все молча переглянулись.
– Что ж это такое значит? – начал Гаврило. – Он заперся?
– Оставьте его, Гаврило Андреич, – промолвил Степан: – он сделает, коли обещал. Уж он такой… Уж коли он обещает, это наверное. Он на это не то, что наш брат. Что правда, то правда. Да.
– Да, – повторили все и тряхнули головами. – Это так. Да.
Дядя Хвост отворил окно и тоже сказал «да».
– Ну, пожалуй, посмотрим, – возразил Гаврило. – А караул все-таки не снимать. Эй, ты, Ерошка! – прибавил он, обращаясь к какому-то бледному человеку в желтом нанковом казакине, который считался садовником. – Что тебе делать? Возьми палку да и сиди тут, и чуть что, тотчас ко мне беги!
Ерошка взял палку и сел на последнюю ступеньку лестницы. Толпа разошлась, исключая немногих любопытных и мальчишек, а Гаврило вернулся домой и через Любовь Любимовну велел доложить барыне, что все исполнено, а сам на всякий случай послал форейтора к хожалому.[16] Барыня завязала в носовом платке узелок, налила на него одеколону, понюхала, потерла себе виски, накушалась чаю и, будучи еще под влиянием лавровишневых капель, заснула опять.
Спустя час после всей этой тревоги дверь каморки растворилась, и показался Герасим. На нем был праздничный кафтан; он вел Муму на веревочке. Ерошка посторонился и дал ему пройти. Герасим направился к воротам. Мальчишки и все бывшие на дворе проводили его глазами молча. Он даже не обернулся, шапку надел только на улице. Гаврило послал вслед за ним того же Ерошку, в качестве наблюдателя. Ерошка увидал издали, что он вошел в трактир вместе с собакой, и стал дожидаться его выхода.
В трактире знали Герасима и понимали его знаки. Он спросил себе щей с мясом и сел, опершись руками на стол. Муму стояла подле его стула, спокойно поглядывая на него своими умными глазками. Шерсть на ней так и лоснилась; видно было, что ее недавно вычесали. Принесли Герасиму щей. Он накрошил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол. Муму принялась есть с обычной своей вежливостью, едва прикасаясь мордочкой до кушанья; Герасим долго глядел на нее; две тяжелые слезы выкатились вдруг из его глаз: одна упала на крутой лобик собачки, другая – в щи. Он заслонил лицо свое рукой. Муму съела полтарелки и отошла, облизываясь. Герасим встал, заплатил за щи и пошел вон, сопровождаемый несколько недоумевающим взглядом полового.[17] Ерошка, увидав Герасима, заскочил за угол и, пропустив его мимо, опять отправился вслед за ним.
Герасим шел не торопясь и не спускал Муму с веревочки; дойдя до угла улицы, он остановился, как бы в раздумье, и вдруг быстрыми шагами отправился прямо к Крымскому Броду. На дороге он зашел на двор дома, к которому пристраивался флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой. От Крымского Брода он повернул по берегу, дошел до одного места, где стояли две лодочки с веслами, привязанными к колышкам (он уже заметил их прежде), и вскочил в одну из них вместе с Муму. Какой-то хромой старичишко вышел из-за шалаша, поставленного в углу огорода, и закричал на него. Но Герасим только закивал головой и так сильно принялся грести, хотя и против течения реки, что в одно мгновение умчался саженей на сто. Старик постоял, постоял, почесал себе спину сперва левой, потом правой рукой и вернулся, хромая, в шалаш.
А Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекладинке – дно было залито водой, – и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку волной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее. Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки… Герасим ничего не слыхал – ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали и постукивали они об бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги.
Муму - интерпретация - продолжение 3 -
Герасим обернулся - увидал - замелькавшие в окнах огни и тени -
сердцем - почуяв беду - схватил под мышку Муму -
вбежал в каморку свою и заперся -
Через несколько мгновений пять человек уже ломились в его дверь -
но почувствовали сопротивление засова - остановились.
Гаврила прибежал в страшных попыхах -
приказал всем им оставаться тут до утра и караулить -
а сам ринулся в девичью и - через старшую компаньонку Любовь Любимовну -
с которой вместе крал и учитывал чай сахар и прочую бакалею -
велел доложить барыне - что собака - каким-то образом -
опять откуда-то прибежала -
но завтра же - в расход - он пустит её - на этот раз уже наверняка -
на живодёрню отнесёт - и чтобы барыня сделала милость -
перестала гневаться и сама успокоилась -
Барыня - вероятно - ещё долго бы возмущалась и всех проклинала -
да лекарь - второпях - вместо двенадцати капель налил целых сорок -
и сила лавровишенья подействовала — так что через четверть часа
барыня уже почивала крепко и мирно -
а Герасим - весь бледный - без сна лежал на своей кровати и
сильно сжимал пасть Муму -
На следующее утро барыня проснулась довольно поздно -
Гаврила ожидал ее пробуждения для того - чтобы дать приказ к решительному натиску на Герасимово убежище - а сам готовился выдержать сильную грозу со стороны барыни -
но гроза вдруг отменилась - барыня - лёжа в постели -
велела позвать к себе старшую приживалку -
— Любовь Любимовна — начала барыня тихим и слабым голосом -
иногда она любила прикинуться загнанной и сиротливой страдалицей -
что и говорить - тогда - всем людям в доме - становилось очень неловко
и они чувствовали себя перед ней виноватыми
- Любовь Любимовна - вы сами видите - каково мое положение -
так подите - душа моя - к Гавриле Андреичу и поговорите с ним -
ужели в самом деле - для него какая-нибудь собачонка дороже спокойствия -
самой жизни его барыни? разве можно такому поверить -
и с выражением глубокого чувства прибавила - подите - душа моя -
будьте так добры - к Гавриле Андреичу - подите -
Любовь Любимовна отправилась в Гаврилину комнату -
что там происходило и о чём они там говорили остаётся лишь догадываться -
но спустя некоторое время - целая толпа людей подвигалась через двор -
в направлении каморки Герасима -
впереди выступал Гаврила - дворецкий - придерживая рукою картуз -
хотя ветер где-то почивал на мягких облаках - погода была тихая -
около Гаврилы шли лакеи и повара -
из окна на них глядел дядя Хвост и распоряжался -
то есть только так руками разводил -
позади всех прыгали и кривлялись мальчишки -
из которых половина чужих набежала -
На узкой лестнице - ведущей к каморке -
сидел один караульщик - у двери с палками стояли два других -
все разом стали взбираться по лестнице и заняли места во всю её длину -
Гаврила подошел к двери стукнул в нее кулаком - крикнул -
— Отвори!
из-за двери послышался сдавленный лай - но ответ отсутствовал -
— Говорят тебе отвори! — повторил Гаврила -
— Да- Гаврила Андреич — заметил снизу Степан —
ведь он глухой — разве слышит -
Все рассмеялись
— Как же быть? — возразил сверху Гаврила -
— А у него там дыра в двери — отвечал Степан —
так вы палкой-то пошевелите -
Гаврила нагнулся -
— Он ее армяком каким-то заткнул - дыру-то.
— А вы армяк пропихните внутрь -
Тут опять раздался глухой лай
— Вишь вишь сама сказывается — заметили в толпе и опять рассмеялись -
Гаврила почесал у себя за ухом -
— Нет брат — продолжал он наконец — армяк-то ты пропихивай сам - коли хочешь-
— А что ж - извольте!
И Степан вскарабкался наверх - взял палку -
просунул внутрь армяк и начал болтать в отверстии палкой -
приговаривая - «Выходи выходи!» он еще так болтал палкой -
как вдруг дверь каморки быстро распахнулась —
вся челядь тотчас кубарем скатилась с лестницы -
Гаврила прежде всех а дядя Хвост запер окно-
— Ну ну ну ну — кричал Гаврила со двора — смотри у меня смотри!
тем временем Герасим - как скала - без движения стоял на пороге -
а Толпа собралась у подножия лестницы -
слегка упёршись руками в бока Герасим в своей красной крестьянской рубахе -
глядел на всех этих людишек в немецких кафтанах - сверху -
он казался каким-то великаном перед ними-
Гаврила сделал шаг вперед - промолвил -
— Смотри брат — будешь озорничать конвой призову - в миг скрутим
и начал ему знаками объяснять - что барыня - мол -
беспременно требует твою собаку -
подавай - мол - сам её сейчас - а то беда будет -
Герасим посмотрел на него - указал на собаку -
сделал знак рукою у своей шеи -
как бы затягивая петлю - и с вопросительным лицом - взглянул на дворецкого -
— Да да — возразил тот - кивая головой — да - всеконечно -
Герасим опустил глаза - потом вдруг встряхнулся - опять указал на Муму -
которая всё время стояла возле него - безвинно помахивая хвостом
и с любопытством поводя ушками -
повторил знак удушения над своей шеей и значительно ударил себя в грудь-
как бы объявляя - что он сам уничтожит Муму -
— Да ты обманешь — замахал ему в ответ Гаврила-
Герасим поглядел на него и презрительно усмехнулся -
опять ударил себя в грудь и захлопнул дверь -
Все молча переглянулись-
— Что ж это такое значит? — начал Гаврила — Он заперся?
— Оставьте его - Гаврила Андреич — промолвил Степан —
он сделает - коли обещал-
Уж он такой. Уж коли он обещает - сделает наверняка -
это наш брать врать да хитрить - а он на это справедливый -
Что правда - то правда да-
— Да — повторили все и тряхнули головами — Это так - Да -
Дядя Хвост отворил окно и тоже сказал - «Да».
— Ну - пожалуй - посмотрим — возразил Гаврила —
а караул все-таки оставить -
- Эй ты Ерошка! — прибавил он - обращаясь к какому-то бледному человеку -
в желтом нанковом казакине- который считался садовником —
- что тебе делать? Возьми палку да сиди тут а чуть что - тотчас ко мне беги!
Ерошка взял палку и сел на последнюю ступеньку лестницы -
Толпа разошлась - исключая кое-каких любопытных и мальчишек -
а Гаврила вернулся домой и - через Любовь Любимовну -
велел доложить барыне - что всё исполнено -
а сам - на всякий случай - послал форейтора Архипку -
к хожалому к полицейскому -
а Барыня - тем временем - мало горя знала -
завязала в носовом платке узелок - налила на него одеколону -
понюхала потерла себе виски накушалась чаю и -
будучи еще под влиянием лавровишневых капель - заснула опять -
Спустя час - после всей этой тревоги - дверь каморки растворилась и показался Герасим -
на нём был праздничный кафтан а Муму он вёл на веревочке-
Ерошка посторонился и дал ему пройти -
Герасим направился к воротам -
мальчишки и - все бывшие на дворе - молча проводили его глазами -
Герасим шёл уверенно - без оглядки на них - и только на улице -
надел шапку - будто во дворе были покойники одни -
Гаврила - вслед за ним - в качестве наблюдателя -
послал того же Ерошку садовника -
Ерошка издали увидал - что Герасим - вместе с собакой - вошел в трактир -
и стал дожидаться его выхода на улице -
В трактире Герасима знали и понимали его знаки -
Он спросил себе щей с мясом и сел - опершись руками на стол -
Муму стояла подле его стула и спокойно поглядывая на него своими умными глазками - Шерсть на ней так и лоснилась сразу видно было -
что её только что вычесывали -
Герасиму принесли щей -
Он накрошил туда хлеба - мелко - изрубил мясо и поставил тарелку на пол -
Муму принялась есть - с обычной своей вежливостью -
едва прикасаясь мордочкой до кушанья -
Герасим долго глядел на нее - две тяжелые слезы выкатились вдруг из его глаз - одна упала на крутой лобик собачки а другая — во щи -
Он заслонил лицо свое рукой будто стеснялся своих слёз -
и вот Муму съела пол тарелки щей и облизываясь отошла -
Герасим встал заплатил за щи и -
сопровождаемый озадаченным взглядом полового - вышел вон из трактира -
Ерошка - увидав Герасима - заскочил за угол и -
пропустив его мимо - опять отправился вслед за ним -
Герасим всё время держал Муму на веревочке -
сам шёл размеренным шагом -
дойдя до угла улицы - он остановился - как бы в раздумье -
и вдруг - быстрыми шагами - отправился прямо к Крымскому броду -
по дороге он зашел во двор дома - к которому пристраивался флигель -
и - под мышкой - вынес оттуда два кирпича -
От Крымского брода он повернул по берегу - дошел до одного места -
где стояли две лодочки с веслами - привязанными к колышкам -
их он уже прежде заметил и вскочил - в одну из них - вместе с Муму -
Хромой старикашка вышел из-за шалаша - поставленного в углу огорода -
и закричал на него - но Герасим только закивал головой и так сильно принялся грести - хотя и против теченья реки -
что в одно мгновенье умчался саженей на сто -
Старик постоял постоял - сперва левой рукой потом правой - спину себе почесал -
и вернулся - хромая - в шалаш -
а Герасим всё греб да греб-
вот уже и Москва осталась позади -
вот уже потянулись по берегам луга огороды поля рощи - показались избы -
повеяло деревней - тут - он бросил весла -
приник головой к Муму - которая сидела перед ним на сухой перекладинке —
так как дно было залито водой — и - скрестив могучие руки у ней на спине -
сам застыл как изваяние -
между тем - волной - лодку помаленьку относило назад к городу -
наконец Герасим выпрямился и - с каким-то болезненным озлоблением на лице - поспешно окутал веревкой взятые им кирпичи -
приделал петлю и надел ее на шею Муму -
поднял ее над рекой - в последний раз посмотрел на нее.
а она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком -
Он отвернулся - зажмурился и разжал руки.
Даже самая тихая и беззвучная для нас ночь имеет свои звуки -
а для глухонемого Герасима даже самый шумный день был безмолвен и беззвучен
но в эту - самую страшную для него минуту -
сердцем он всё слыхал и тяжёлый всплеск воды и взвизг падающей Муму -
но когда он снова раскрыл глаза - по реке - как бы гоняясь друг за дружкой -
по-прежнему куда-то спешили маленькие волны -
по-прежнему слегка плескались они о бока лодки -
и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги -
Ерошка - как только Герасим скрылся у него из виду -
вернулся домой и донес всё что видел.
— Ну-да — заметил Степан — он ее утопит-
уж можно быть спокойным - коли он что обещал то сделает -
В течение дня - напрасно - Герасима ждали любопытные глаза-
и обед без него уж прошёл - вечер настал - к ужину собрались все - кроме его -
— Экой чудной этот Герасим! — пропищала толстая прачка —
можно ли эдак из-за собаки проклажаться. Право!
— Да Герасим был здесь — воскликнул вдруг Степан -
загребая себе ложкой побольше каши -
— Как? когда?
— Да вот часа два тому назад - как же - с ним в воротах повстречался я -
он уж опять отсюда шел - со двора выходил -
да насчет собаки спросить его хотел я -
да он - видно - сильно расстроен был - ну и толкнул меня - должно быть -
отстранить меня только хотел - мол - дескать отстань брат —
да такого сногсшибательного леща мне в становую жилу поднес -
важно так что ой-ой-ой! —
и Степан с кривой усмешкой пожался и потер себе затылок -
— Да — прибавил он — рука у него - что там говорить - благодатная рука -
все посмеялись над Степаном и после ужина разошлись спать -
а между тем - в ту самую пору - по Т. у шоссе усердно и безостановочно шагал какой-то великан - с мешком за плечами и с длинной рогалиной в руках -
это был Герасим -
Он спешил - без оглядки - спешил домой - к себе в деревню - на родину -
Утопив бедную Муму - прибежал в свою каморку -
проворно уложил кой-какие пожитки в старую попону -
связал ее узлом - взвалил на плечо да и был таков -
Дорогу он хорошо заметил еще тогда - когда его везли в Москву -
деревня - из которой барыня его взяла - лежала всего в двадцати пяти верстах
от шоссе -
Он шёл по нём с какой-то безумной отвагой - с отчаянной и вместе с радостной решимостью -
Он шёл и грудь его широко распахнулась - глаза жадно и прямо устремились вперед - он торопился - будто мать-старушка - ждала его на родине -
будто она к себе звала его - после долгого странствования на чужой стороне -
в чужих людях.
Только что наступившая летняя ночь была тиха и тепла -
с одной стороны - там - где закатилось солнце -
край неба еще белел и слабо румянился последним отблеском исчезавшего дня -
с другой стороны уже вздымался синий седой сумрак -
ночь шла оттуда -
кругом - сотнями гремели перепела - взапуски перекликались коростели.
но разве мог Герасим их слышать - разве мог он слышать чуткое ночное шушуканья деревьев - мимо которых его проносили сильные его ноги -
но он чуял чувствовал знакомый запах поспевающей ржи -
которым так и веяло с темных полей -
чувствовал - как ветер - летевший к нему навстречу — ветер с родины —
ласково ударял в его лицо - играл в его волосах и бороде -
видел перед собой белеющую дорогу — дорогу домой - прямую как стрела -
видел в небе бессчётные звезды - светившие его пути и -
как лев - выступал сильно и бодро - так что -
когда восходящее солнце - своими влажно-красными лучами - озарило
только что расходившегося молодца -
между Москвой и им легло уже тридцать пять верст.
а через два дня он уже был дома - в своей избенке -
к великому изумлению солдатки - которую туда поселили -
помолясь - перед образами - он тотчас же отправился к старосте -
Староста сначала было удивился - но сенокос только что начинался -
и Герасиму - как отличному работнику - тут же дали косу в руки —
и пошел косить он по-старинному - косить так - что мужиков только пробирало -
глядя на его размахи да загребы.
тем временем - в Москве - на другой день после побега Герасима - его хватились
пошли в его каморку обшарили ее - сказали Гавриле -
тот пришел - посмотрел - пожал плечами и решил - что Немой либо бежал -
либо утоп вместе с своей глупой собакой -
Дали знать полиции - доложили барыне -
Барыня разгневалась расплакалась велела отыскать его во что бы то ей это и стало - уверяла всех - что разве это она приказывала уничтожать собаку -
и наконец дала такой нагоняй Гавриле -
что тот целый день только потряхивал головой да приговаривал «Ну!» -
пока дядя Хвост его урезонил - сказав ему в ответ «Ну-у и!» -
Наконец пришло известие из деревни о прибытии туда Герасима-
Барыня мало-мальски успокоилась - сперва было отдала приказание сразу вытребовать его назад в Москву - потом - однако - объявила -
что такой бессердечный человек зачем ей сдался -
но скорее всего ей всё же малость стало стыдно самой -
Впрочем - она - после того - скоро умерла-
а наследникам её дело было до имения продать да деньги взять -
а до Герасима и остальных матушкиных людей - какое им дело
ими надобно уметь управлять одевать да кормить -
поэтому - наследники распустили всех людей - по оброку -
так им было выгодней - дань собирать -
а Герасим - до сих пор - в своей одинокой избе - живёт бобылём -
здоров и могуч по-прежнему - и работает за четырех по-прежнему -
и по-прежнему важен и степенен -
правда соседи заметили - что со времени своего возвращения из Москвы -
он совсем перестал водиться с женщинами -
даже глаза в землю тупит если - по какой надобности подсобить -
кто-то из женщин к нему обратится -
и собак приручать у его уж охота пропала -
впрочем - мужики толкуют - счастье ему выпало - что без бабья - обходится
а собака — на что ему собака?
если вор обойдёт его двор целым селом -
ещё и другие дороги - в округе - дома забудет
Такова ходит молва о богатырской силе немого Герасима - - -
Так утопил ли Герасим Муму? О пользе внимательного чтения.
На самом деле, Герасим не утопил Муму. Он просто расстался с ней по-человечески. Не верите? Открываем официальное издание И.С. Тургенева и читаем внимательно вместе, время от времени прерываясь на рассуждения.
Авторский текст я буду цитировать по Cобранию сочинений в десяти томах, Гослитиздат, Москва, 1961 OCR Конник М.В.
Для начала, определимся, а какого размера была Муму?
Услужливые иллюстраторы наперебой предлагают свои рисунки.
В 1949 году был издан диафильм "Муму". Помните такое раритетное развлечение из детства? Википедия услужливо подсказывает, что диафильмы широко применялись в СССР "для учебных, художественных, развлекательных (детские сказки и кадры из мультфильмов), лекционных и пропагандистских целей". Многое оставлю на совести пропагандистов. Но не "Муму".
Впечатлившись "мимимишно-пусечной" собачкой, внимательно прочитаем окончание второй строки текста на кадре диафильма. Посмотрим на картинку. Когнитивный диссонанс не ощущаете?
Слово И.С. Тургеневу: ". превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом в виде трубы и большими выразительными глазами." А теперь, насмешливо прищурив глаз, я спрошу: Так какой породы-то была Муму? Испанской? А сейчас как эта порода называется? Как по-английски "испанский"? Spanish. А по-немецки? Spanisch. Сами скажете современное название породы или мне сказать, что это спаниель?
Пока Муму увеличивается в размерах из "масюсенькой утипусечной" собачечки в собаку высотой в холке 40-60 сантиметров, весом до 30-35 килограммов (французский и немецкий спаниели), иллюстраторы хором икают, а мы с вами отметим, что одним детским заблуждением стало меньше.
Читаем дальше.
Пообещав "уничтожить Муму" (кстати, а можно ли верить глухонемому "на слово"?!), Герасим, по словам свидетеля Ерошки, уйдя со двора "вошел в трактир вместе с собакой". Там он "спросил себе щей с мясом". "Принесли Герасиму щей. Он накрошил туда хлеба, мелко изрубил мясо и поставил тарелку на пол.". Роль углеводов, в частности, полисахаридов, в избытке присутствующих в хлебе, как источников быстровысвобождаемой энергии для живого организма, была открыта позднее, но природная смекалка подсказала Герасиму оптимальный в предстоящей ситуации баланс питательных веществ в корме Муму. Кстати, там же Тургенев отмечает общую ухоженность собаки: "Шерсть на ней так и лоснилась. " Вы видели когда-нибудь впроголодь живущую собаку с лоснящейся шерстью? Я - нет.
Продолжаем внимательно читать.
"Муму съела полтарелки и отошла, облизываясь." Мне кажется, единственный аутентичный синоним - Муму наелась до отвала. То есть, собака была сыта и больше не хотела есть. Для лучшего усвоения пищи, глухонемой дворник, опять-таки ведомый врожденной сметливостью, выгулял собаку: "Герасим шел не торопясь и не спускал Муму с веревочки." Во время прогулки "На дороге он зашел на двор дома, к которому пристроивался флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой."
Отвлечёмся от действий Герасима и слегка погрузимся в историю архитектуры. При определении времени кирпичной кладки учёные наряду с другими свидетельствами используют размеры кирпичей. Для каждой эпохи эти размеры свои. До отсутствия единого стандарта, кирпичи делались "под руку", чтобы каменщику было удобно брать кирпич. Бюро стандартизации при ВСНХ в 1925 году зафиксировало «нормальный» размер кирпича: 250х120х65 мм. Вес такого изделия не может превышать 4,3 кг. Сегодня этот стандарт закреплён ГОСТом 530-2007. Возьмите современный кирпич в руку. Великоват? Неудобен? А вы подлинные мундиры той эпохи видели? В большинстве своём они сшиты на худых людей ростом 160-170 сантиметров. Вы считаете, что руки у них были крупнее, чем сейчас? Или люди делали для себя кирпичи, с которыми не удобно работать?
Всё ещё не верите? Попробуйте взять под мышку одной руки два кирпича и пройти с ними метров 300. Почему в отличие от вас это удалось Герасиму? Да потому, что кирпичи были меньше!
Продолжим чтение. "Герасим выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю. " Желающие убедиться, что под действием силы тяжести, окутанные (не обвязанные, а именно окутанные!) верёвкой кирпичи упадут на землю, - берегите ноги. А ещё лучше - возьмите учебник литературы и хрестоматию, обмотайте их верёвкой, и возьмите верёвку за свободный конец. Силу земного тяготения не обмануть, груз, не будучи прикреплён к верёвке упадёт, а верёвка просто останется у вас в руке. Тургенев же в свою очередь нигде не отмечает, что Муму или Герасим могли управлять гравитацией.
Я вас всё ещё не убедил? На тот случай, если силу тяжести отменили и кирпичи не упадут, вспомним про закон Архимеда. Приблизительно в 250 г. до н.э. в трактате "О плавающих телах" авторитетный грек написал: "Тела более тяжелые, чем жидкость, опущенные в эту жидкость, будут опускаться пока не дойдут до самого низа, и в жидкости станут легче на величину веса жидкости в объеме, равном объему погруженного тела". Снова вспомним настоящие размеры Муму и кирпичей той эпохи. А так же, как спаниели, являясь охотничьими собаками, находят в камышах и приносят охотникам, зачастую вплавь, подстреленную дичь. Сколько неразделаный гусь весит?
Всё ещё сомневаетесь? Специально для вас И.С.Тургенев 160 лет назад написал: ". и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они о бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги." То есть Муму выплыла и вышла на сушу, поэтому круги были около берега.
Надеюсь, я обелил в ваших глазах образ Герасима? Из-за его бессловесности ему и при жизни несладко доставалось. Вспомним, как кинула его с женитьбой прачка Татьяна. Да тут ещё и барыня на Муму взъелась. Вот поэтому уходя в полную неизвестность, не желая, чтобы и собака страдала вместе с ним, он её отпустил, инсценировав её смерть для шпионящей за ним дворни.
Знание, как известно, сила. Дав вам силу, я прошу вас осторожнее с ней обращаться. Моя дочь, вооружённая этим знанием надолго вогнала в ступор свою учительницу литературы. Пожалейте учителей.
У «Муму» тоже «Собачье сердце»
Общеизвестный факт - когда М.Булгаков посещал наше Пушкино, повесть «Собачье сердце», уже писалась и готовилась к изданию (январе—марте 1925 года – В.П.)… А вдруг, это повествование является неожиданным продолжением рассказа И.С. Тургенева «Муму» - об этом могут свидетельствовать некоторые факты!
«Мучения Муму»
Открываем интереснейшую книгу Павла Гнилорыбова «Москва в эпоху реформ» (Москва: Издательство «Э», 2017) и читаем абзац из главы XXV «Как научиться любить Москву»: «…действие «Собачьего сердца» разворачивается лишь на Пречистенке и в окрестных переулках. Интересно совместить фабулу произведения с реальными зданиями. Если бросить булгаковского Шарика и опуститься на переулок ниже, то на Остоженке мы обнаружим особняк Тургенева, в котором писалась «Муму»». Вот это, да!
Дом Муму на Остоженке
Не будем придираться к автору книги «Москва в эпоху реформ» с тем, что И.С. Тургенев писал этот рассказ в апреле 1852 года, находясь в тюрьме на Офицерской улице Санкт-Петербурга за опубликование статьи на смерть Н. Гоголя. А вот то, что действие рассказа «Муму» проходит именно в этом особняке, где в 1840-1850 годы здесь жила мать писателя – В.П. Лутовинова, – это правда… И, как мы уже знаем, собачка «Муму» - это реальная дворняжка…
Литературоведам удалось вычислить места, где Герасим спас, а также где пытался утопить Муму, несмотря на то, что сам Тургенев в эту тему не углублялся. Известно, что спасение щенка произошло у Крымского моста: ". Татьяна, с великим равнодушием переносившая до того мгновения все превратности своей жизни, тут, однако, не вытерпела, прослезилась и, садясь в телегу, по-христиански три раза поцеловалась с Герасимом. Он хотел проводить ее до заставы и пошел сперва рядом с ее телегой, но вдруг остановился на Крымском броду, махнул рукой и отправился вдоль реки. Дело было к вечеру. Он шел тихо и глядел на воду. Вдруг ему показалось, что что-то барахтается в тине у самого берега. Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами, который, несмотря на все свои старания, никак не мог вылезть из воды, бился, скользил и дрожал всем своим мокреньким и худеньким телом. Герасим поглядел на несчастную собачонку, подхватил ее одной рукой, сунул ее к себе в пазуху и пустился большими шагами домой. ".
А пытался утопил несчастную собачонку выше по течению: "Герасим шел не торопясь и не спускал Муму с веревочки. Дойдя до угла улицы, он остановился, как бы в раздумье, и вдруг быстрыми шагами отправился прямо к Крымскому броду. На дороге он зашел на двор дома, к которому пристраивался флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой. От Крымского брода он повернул по берегу, дошел до одного места, где стояли две лодочки с веслами, привязанными к колышкам (он уже заметил их прежде), и вскочил в одну из них вместе с Муму. Герасим все греб да греб, - говорит Тургенев. - Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Он бросил весла". Герасим бросил весла, доплыв до Лужников, которые в то время (рассказ был опубликован в 1854 году – В.П.) были за чертой города. Эти места диковаты даже сейчас, а тогда там была глухая деревня.
Но представим, что «Муму» выплыла, то она могла бы быть, например, «бабушкой» Шарику из «Собачьего сердца» (ну, пусть, не в прямом, но хотя бы в литературном смысле – В.П.), а вдруг так оно и есть? Не случайно же в «Собачьем сердце» даже есть фраза: «Я красавец! Очень возможно, что бабушка согрешила с водолазом…» .
Итак, «Муму» вполне могла остаться в живых. И на это намекает сам автор, читаем: «… и когда он (Герасим – В.П.) снова раскрыл глаза (сколько времени они были закрыты не ясно – В.П.), по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги». То есть можно утверждать, что Муму выплыла и вышла на сушу, поэтому круги были, именно, около берега!
«Путь Шарика»
Теперь перенесёмся в район Пречистенки «Собачьего сердца»… «В Обухов? Сделайте одолжение. Очень хорошо известен нам этот переулок. Сюда? С удово… Э, нет, позвольте. Нет. Тут швейцар. А уж хуже этого ничего на свете нет. Во много раз опаснее дворника. Совершенно ненавистная порода. Гаже котов. Живодёр в позументе (тесьма-лента – В.П.)». Это размышления бездомного пса. Это цитата из «Собачьего сердца» Михаила Булгакова. «Важный пёсий благотворитель», важный господин Филипп Филиппыч приглашает бездомную собаку в гости.
Спасение Шарикова
А вот еще: ««По всей Пречистенке сняли фонари. Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нём, поглощённый одной мыслью — как бы не утерять в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность. И раз семь на протяжении Пречистенки до Обухова переулка он её выразил. Поцеловал в ботик у Мёртвого переулка, расчищая дорогу…» То есть дошли сначала до Мёртвого переулка — значит, шли по Пречистенке от центра к Зубовской площади (Мёртвый переулок — старое название Пречистенского переулка – В.П.). Скорее всего, они — пёс и важный господин Филипп Филиппович — идут по той стороне, где стояли Пречистенская полицейская часть и Московское пожарное депо (ул. Пречистенка, 22 – В.П.). В этом доме и сегодня расположились Главное управление МЧС России, Главное управление по делам гражданской обороны, Управление государственного пожарного надзора… Но пожарной каланчи уже нет - давно снесли.
Пречистенка 24-1 - дом профессора Преображенского
Вот и Обухов (сегодня это Чистый переулок – В.П.) — поворот с Пречистенки направо. Филипп Филиппович и пёс входят в первый же дом на углу. «На мраморной площадке повеяло теплом от труб, ещё раз повернули и вот — бельэтаж». Что такое бельэтаж? Мы все сегодня не вылезаем из библиотеки (из Интернета), нетрудно найти справку в сей же час: «Бельэтаж — второй снизу, после цокольного, этаж здания, на котором расположены парадные залы и комнаты. На фасаде, как правило, выделяется высотой, размерами окон, декоративным оформлением. На бельэтаж может вести парадная лестница, расположенная в интерьере или снаружи здания». Неплохо живёт Филипп Филиппович. Очень даже солидный домишко! »
«Преображенский - Евстигнеев, Шариков - Толоконников»
Интересны воспоминания Владимира Бортко о съемках фильма «Собачье сердца»:
"До предложения сниматься в роли профессора Преображенского Евгений Александрович Евстигнеев "Собачье сердце" не читал. Да и где он мог прочитать повесть Булгакова, если долгие годы та ходила только в самиздате? Публикация в СССР «Собачьего сердца» случилась в журнале «Знамя» только в 1987–м, через 62 года. Случилось так, что из–за уходящей зимней натуры пришлось снимать сразу после утверждения проб без долгих разговоров и репетиций. В первом кадре, который мы начали снимать, профессор Преображенский выходил из кооперативного магазина, пересекал дорогу и подходил к дворняге Шарику. Вот, собственно, и все. Оператор Ю. Шайгарданов быстро поставил свет. Включили ветродуй, полетел снег. «Мотор!» — крикнул я и увидел, как из кооперативного магазина, держа в руках пакет краковской колбасы, вышел профессор Плейшнер из фильма "Семнадцать мгновений весны" и направился к дворняге. «Стоп!»— крикнул я. Не уверен, что дальнейший диалог запомнил дословно, но смысл передаю верно. «Евгений Александрович, профессор так не ходит». «Не надо мне рассказывать, как ходит профессор. Я уже одного профессора играл». «Вот именно. А это другой профессор». «Какой?» «Менделеев!» «Вот так?» «Вот так». Он немного подумал и сказал: "Давайте снимать". Полетел снег, со скрипом открылась дверь магазина, и оттуда вышел. не Менделеев, не Плейшнер, а профессор Преображенский".
На съемках фильма.
Памятник Муму на Остоженке
А вот, на роль Шарикова долго не могли найти актера, так как режиссер Владимир Бортко искал эдакого человека-собаку. Во все театры страны была отправлена телеграмма с просьбой прислать «самого уродливого актера, который только есть». Но когда ему показали фото Толоконникова, он сказал: «Да, это типичный человек-собака. Шариков чистой воды, надо его брать». По иронии судьбы, именно внешность, из-за которой Толоконникова не брали в ГИТИС, и помогла ему, никому не известному на тот момент алма-атинскому актеру театра, получить главную роль в культовом фильме и обойти таким образом самого Николая Караченцева, Алексея Жаркова и Владимира Стеклова, уже игравшего Шарикова на сцене. Булгаковед, критик и писательница Мариэтта Чудакова признала сь , что Толоконников, как никто другой, понял автора повести: «Конечно, актер поразительно сыграл центральную роль в очень хорошем фильме по „Собачьему сердцу“. Оторваться было нельзя. Такое понимание автора, такое артистическое мастерство!»
Читайте также: