За окном пела плакала билась о стены дома пурга

Обновлено: 16.05.2024

Текст книги "За это можно все отдать"

В холодном, неуютном зале
в пустынном аэропорту
слежу тяжелыми глазами,
как снег танцует на ветру.
Как на стекло лепя заплатки,
швыряет пригоршни пера,
как на посадочной площадке
раскидывает веера.
На положении беглянки
я изнываю здесь с утра.
Сперва в медпункте валерьянки
мне щедро выдала сестра.
Затем в безлюдном ресторане,
серьгами бедными блеща,
официантка принесла мне
тарелку жирного борща.
Из парикмахерской вразвалку
прошел молоденький пилот…
Ему меня ничуть не жалко,
но это он меня спасет.
В часы обыденной работы,
февральский выполняя план,
меня на крыльях пронесет он
сквозь мертвый белый океан.
Друзья мои, чужие люди,
благодарю за доброту.
…Сейчас вздохну я полной грудью
и вновь свободу обрету.
Как хорошо, что все известно,
что ждать не надобно вестей.
Благословляю век прогресса
и сверхвысоких скоростей.
Людской благословляю разум,
плоды великого труда
за то, что можно
так вот, разом,
без слов, без взгляда,
навсегда!

«Все кончается на свете…»

Все кончается на свете…
Где-то мчится поезд твой
и в окно влетает ветер,
теплый ветер
полевой.
За окном – столбов мельканье,
полустанки и мосты.
Осыпаются в стакане
подмосковные цветы.

Вероятно, дремлешь ты.
Звезды тихие повисли,
льется сумеречный дым,
и уже другие дали,
и уже другие люди,
и уже другие мысли
завладели сном твоим.
Пусть тебе спокойно спится!
Так и надо.
Так и надо.

Но не стану я таиться —
я ревную и грущу,
я с тобою на границе
расставаться не хочу,
я твое родное сердце
от себя не отпущу.

Я сказать могла бы много:
что у нас одна дорога,
что у нас одни мечты,
что в одно с тобою верим,
что одною меркой мерим
счастье наше —
я и ты…
Но к словам предубежденье
у меня живет в крови.
Даже в грустный час прощанья
я смогла сберечь молчанье,
до последнего мгновенья
я не выдала любви.

До чего же сердце наше
с расстояньями в разладе.
Счастье, полное печали,
мне покоя не дает…

За горами, за лесами
есть какой-то дом в Белграде —
там сестра моя
живет.

Из Десанки Максимович
(с сербскохорватского)


С югославской поэтессой Десанкой Максимович.

Мы не виноваты

Южный ветер теплым своим крылом
поля ласкал, пролетая,
в этот лучший из дней, что с тобой вдвоем,
с тобой вдвоем провела я.
Мы хотели сперва побродить часок,
но бродили целый день напролет,
пока не погас закат…
Это ветер тот,
южный ветер тот
во всем виноват.

Каждая капля, как поцелуй,
звучала, с ветки слетая.
На плотине смеялась сотнями струй
водопада волна крутая.
И только однажды подумала я,
что такая наша прогулка – грех,
и любимого вспомнила взгляд.
Это смех,
вод весенних смех
во всем виноват.

Молчаливый подснежник в кустах притих,
но все же, ища прилежно,
для милой своей отыскал ты их —
пять стебелечков нежных.
И когда загрустили, прощаясь, мы,
подарил ты мне собранный для меня
ранний букетик свой.
Это прелесть дня,
весеннего дня, —
вот что всему виной.

Песня о покинутом ребенке

Сына бросила на дороге.
Иссохшую грудь напрасно
ручонки его искали
и теребили властно.
Этот ротик открытый,
что от крика синеет,
тонкие эти ножки,
что ходить еще не умеют,
и сердце, что уже любит,
оставила я на дороге.

Дождалась, пока опустеют
скамьи все и дорожки,
и на мерзлый дерн положила
новорожденного сына.
В драной моей жакетке,
без пеленок и без одежки,
он в сумрак холодный брошен,
как в воду слепой кутенок.

Добрая женщина! Первая
проходящая мимо,
возьми моего ребенка!
Все улыбки его я дарю тебе,
самые милые, первые годы сына.
Я дарю тебе сладкие
часы у детской кроватки
и первых шагов его ликованье…
Для тебя своею рукою
я отламываю от сердца
все надежды, все упованья.

Добрая женщина! Слушай,
возьми моего сына!
Прижавшись к забору,
как нищие жмутся робко,
когда-нибудь издалека,
на дитя свое взгляд я кину.
Погляжу, как идет он из школы,
как машет тебе рукою.

Прижавшись к забору,
как нищие жмутся робко,
полными слез глазами
буду глядеть виновато,
как твой мальчик шагает тропкой —
единственное, что в жизни
звала я своим когда-то.

Воспоминание о родине

Каждая пядь земли знакома мне в этом крае,
запахи поля знакомы и запахи леса.
Как там небо в течение дня изменяется, знаю,
какие там беды и радости – мне известно.
Знаю, откуда стаи тянутся к югу,
когда куропатки в горах садятся на яйца,
знаю заранее – в первую зимнюю вьюгу —
на каком из холмов самый первый сугроб появится.

Знаю, откуда туча с градом нагрянет,
с какой стороны небо весной яснеет,
и долго ли буковый листик, когда завянет,
падая с ветки на землю, в воздухе реет.

Знаю жизнь всех тропинок, камней, деревьев,
знаю, когда серпы или косы точат,
знаю, чем в доме, отстроенном только что, двери
васильком или вишней крестьянин украсить хочет.

Знаю, что говорит он, когда за налогом приходит
сборщик из города, штрафом ему угрожая,
какие песни девчата, с поля идя, заводят,
как старики горюют в годы неурожая.

«Так было, так будет…»

Так было, так будет
в любом испытанье:
кончаются силы,
в глазах потемнело,
уже исступленье,
смятенье,
метанье,
свинцового тяжестью
смятое тело.
Уже задыхается сердце слепое,
колотится бешено и бестолково
и вырваться хочет
ценою любою,
и нету опасней
мгновенья такого.
Бороться так трудно,
а сдаться так просто,
упасть и молчать,
без движения лежа…
Они ж не бездонны —
запасы упорства…
Но дальше-то,
дальше-то,
дальше-то что же?
Как долго мои испытания длятся,
уже непосильно борение это…
Но если мне сдаться,
так с жизнью расстаться,
и рада бы выбрать,
да выбора нету!

Считаю не на километры – на метры,
считаю уже не на дни – на минуты…
И вдруг полегчало!
Сперва неприметно.
Но сразу в глазах посветлело
как будто!
Уже не похожее на трепыханье
упругое чувствую
сердцебиенье…
И, значит, спасенье —
второе дыханье.
Второе дыханье.
Второе рожденье!

«Жизнь твою читаю…»

Жизнь твою читаю,
перечитываю,
все твои печали
пересчитываю,
все твои счастливые улыбки,
все ошибки,
всех измен улики…
За тобой,
не жалуясь, не сетуя,
всюду следую
по белу свету я,
по небесным и земным
маршрутам,
по годам твоим
и по минутам…
Ничего я о тебе не знаю!
Разве лес —
прогалина лесная?
Разве море —
только ширь морская?
Разве сердце —
только жизнь людская?

«Всегда так было…»

Всегда так было
и всегда так будет:
ты забываешь обо мне порой,
твой скучный взгляд
порой мне сердце студит…
Но у тебя ведь нет такой второй!
Несвойственна любви красноречивость,
боюсь я слов красивых как огня.
Я от тебя молчанью научилась,
и ты к терпенью
приучил меня.
Нет, не к тому, что родственно бессилью,
что вызвано покорностью судьбе,
нет, не к тому, что сломанные крылья
даруют в утешение тебе.
Ты научил меня терпенью поля,
когда земля суха и горяча,
терпенью трав, томящихся в неволе
до первого весеннего луча,
ты научил меня терпенью птицы,
готовящейся в дальний перелет,
терпенью всех, кто знает,
что случится,
и молча неминуемого ждет.

«Счастливо и необъяснимо…»

Счастливо и необъяснимо
происходящее со мной:
не радость, нет – я не любима —
и не весна тому виной.
Мир непригляден, бесприютен,
побеги спят,
и корни спят,
а я не сплю, и день мой труден,
и взгляд мне горести слепят.
Я говорю с тобой стихами,
остановиться не могу.
Они как слезы, как дыханье,
и, значит, я ни в чем не лгу…
Все, что стихами, – только правда,
стихи как ветер, как прибой,
стихи – высокая награда
за все, что отнято тобой!

Я желаю тебе добра

Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит —
я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо,
и встреч не надо,
и не надо моей печали,
и не надо твоей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,
и о многом забыть пора…
Я люблю тебя.
Это значит —
я желаю тебе добра.
Значит, как мне тебя покинуть,
как мне память из сердца вынуть,
как не греть твоих рук озябших,
непосильную ношу взявших?
Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?
Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет…
Кто сказал, что легко любить?

«А знаешь, все еще будет…»

А знаешь, все еще будет!
Южный ветер еще подует,
и весну еще наколдует,
и память перелистает,
и встретиться нас заставит,
и еще меня на рассвете
губы твои разбудят.
Понимаешь, все еще будет!
В сто концов убегают рельсы,
самолеты уходят в рейсы,
корабли снимаются с якоря…
Если б помнили это люди,
чаще думали бы о чуде,
реже бы люди плакали.
Счастье – что оно? Та же птица:
упустишь и не поймаешь.
А в клетке ему томиться
тоже ведь не годится,
трудно с ним, понимаешь?
Я его не запру безжалостно,
крыльев не искалечу.
Улетаешь?
Лети, пожалуйста…
Знаешь, как отпразднуем
встречу!

«Сколько дней…»

Сколько дней
не спалось,
не елось,
не плакалось мне,
не пелось,
не работалось,
не гулялось, —
все в душе своей
разбиралась.
Раздала что было хорошего,
что не нужно —
на свалку брошено,
подмела свою душу
дочиста,
настоящее одиночество.
Настежь окна,
свежо в груди…
Вот теперь давай
приходи!

Синяя птица

Ты на рынке
мне купил голубку.
Маленькую,
худенькую,
хрупкую,
рыжевато-палевой окраски
птицу,
прилетевшую из сказки.
Вытащил помятую рублевку,
чтобы за покупку расплатиться…
Боже, как давно
и как далеко
я разыскивала
эту птицу.
Позади, без малого, полсвета,
скоро жизнь мою оденет иней…
А она была
совсем не синяя,
рыжевато-палевого цвета.

«Я пенять на судьбу не вправе…»

Я пенять на судьбу не вправе,
годы милостивы ко мне…
Если молодость есть вторая —
лучше первой она вдвойне.
Откровеннее и мудрее,
проницательней и щедрей.
Я горжусь и любуюсь ею —
этой молодостью моей.
Та подарком была, не боле,
та у всех молодых была.
Эту я по собственной воле,
силой собственной добыла.
Я в ее неизменность верю
оттого, что моя она,
оттого, что душой своею
оплатила ее сполна!

«Хмурую землю…»

Хмурую землю
стужа сковала,
небо по солнцу
затосковало.
Утром темно,
и в полдень темно,
а мне все равно,
мне все равно!
А у меня есть любимый, любимый,
с повадкой орлиной,
с душой голубиной,
с усмешкою дерзкой,
с улыбкою детской,
на всем белом свете
один-единый.
Он мне и воздух,
он мне и небо,
все без него бездыханно
и немо…
А он ничего про это не знает,
своими делами и мыслями занят,
пройдет и не взглянет,
и не оглянется,
и мне улыбнуться
не догадается.
Лежат между нами
на веки вечные
не дальние дали —
года быстротечные,
стоит между нами
не море большое —
горькое горе,
сердце чужое.
Вовеки нам встретиться
не суждено…
А мне все равно,
мне все равно,
а у меня есть любимый, любимый!

Самолеты

Запах леса и болота,
полночь, ветер ледяной…
Самолеты, самолеты
пролетают надо мной.

Пролетают рейсом поздним,
рассекают звездный плес,
пригибают ревом грозным,
ветки тоненьких берез.

Полустанок в черном поле,
глаз совиный фонаря…
Сердце бродит, как слепое,
в поле без поводыря.

Обступает темень плотно,
смутно блещет путь стальной…
Самолеты, самолеты
пролетают надо мной.

Я устала и продрогла,
но ведь будет, все равно
будет дальняя дорога,
будет все, что суждено.
Будет биться в ровном гуле
в стекла звездная река,
и дремать спокойно будет
на моей твоя рука…
Можно ль сердцу без полета?
Я ли этому виной?
Самолеты, самолеты
пролетают надо мной.

«Нам двоим посвященная…»

Нам двоим посвященная,
очень краткая,
очень долгая,
не по-зимнему черная,
ночь туманная, волглая,
неспокойная, странная…
Может, все еще сбудется?
Мне – лукавить не стану —
все глаза твои чудятся,
то молящие, жалкие,
то веселые, жаркие,
счастливые,
изумленные,
рыжевато-зеленые.
Переулки безлюдные,
непробудные улицы…
Мне – лукавить не буду —
все слова твои чудятся,
то несмелые, нежные,
то тревожные, грешные,
простые,
печальные
слова прощальные.
Эхо слышу я древнее,
что в полуночи будится,
слышу крови биение…
Может, все-таки сбудется?
Ну, а если не сбудется,
разве сгинет, забудется
тех мгновений течение,
душ заблудших свечение?

Птицы, листья и снег

Утром как с цепи сорвался
ветер,
небо одел свинцом.
Наш дуб облетел
и сам не заметил,
и, значит, дело с концом!
По огромной спирали
все выше, выше
сухие листья летят,
летят выше веток
и выше крыши,
в облака улететь хотят.
Ветер вновь их сгребает, швыряет охапки,
попробуй с ним поборись!
У голубей застывают лапки,
стая шумно взлетает с карнизов ввысь.
Ветер гонит их по косой,
все выше,
комкает их, бесшабашно лих,
им небо навстречу
холодом дышит
и роняет белые звезды на них.
Это осень с зимой
сошлись в поднебесье,
там, где вьюги берут разбег,
там, где в сумерках сизых
летают вместе
листья, птицы и снег.

«Морозный лес…»

Морозный лес.
В парадном одеянье
деревья-мумии, деревья-изваянья…
Я восхищаюсь этой красотой,
глаз не свожу,
а сердцем не приемлю.
Люблю землею пахнущую землю
и под ногой
листвы упругий слой.
Люблю кипенье, вздохи, шелест, шорох,
величественный гул над головой,
брусничники на рыжих косогорах,
кочкарники с каемчатой травой…
Труд муравьев, и птичьи новоселья,
и любопытных белок беготню…
Внезапной грусти,
шумного веселья
чередованье
по сто раз на дню.
Люблю я все, что плещется, струится,
рождается, меняется, растет,
и старится,
и смерти не боится…
Не выношу безжизненных красот!
Когда январским лесом прохожу я
и он молчит,
в стоцветных блестках сплошь,
одно я повторяю, торжествуя:
«А все-таки ты скоро оживешь!»

«Как счастье внезапное – оттепель эта…»

Как счастье внезапное – оттепель эта.
Весны дуновеньем земля обогрета.
Еще не начало весны, а предвестье,
и даже еще не предвестье – намек,
что будет,
что рядом,
что срок недалек.
Нет, эти приметы меня не обманут:
совсем по-особому
грустно до слез,
как самый последний оставшийся мамонт,
трубит в одиночестве
электровоз.
Промчался гудок
и за далями сгинул,
и стихло в ночи тарахтенье колес,
и город
молчанье, как шапку, надвинул,
и явственно стало дыханье берез.
Они, возле окон на цыпочках стоя,
глядят любопытно…
Я чувствую их.
Я слышу, как бьется их сердце простое,
как соки пульсируют в почках тугих.
Вот с крыши сосулька обрушилась вниз,
ударилась вдребезги о карниз,
хрустальная дробь раскатилась по жести —
и снова сторожкая долгая тишь…
Я знаю, я знаю: ты тоже не спишь,
ты слушаешь тоже,
мы слушаем вместе.
Как оттепель – близость внезапная эта.
Дыханием счастья душа обогрета.
Еще не начало, а только предвестье,
и даже еще не предвестье – намек,
что будет,
что рядом,
что срок недалек.

«И живешь-то ты близко…»

И живешь-то ты близко,
почти что бок о бок,
в одной из железобетонных коробок,
а солнца не видим,
а ветром не дышим,
а писем любовных
друг другу не пишем…
И как это так получилось нелепо,
что в наших лесах мы не бродим вдвоем,
из ладони не пьем,
ежевику не рвем,
на горячей поляне среди курослепа
не делим по-братски ржаного куска,
не падаем в теплое синее небо,
хватаясь беспомощно за облака.
И в зное полуденном,
в гомоне смутном
не дремлем усталые в холодке
и не слышим, как птицы наши
поют нам
на понятном обоим нам
языке…
Мы солнца не видим
и ветром не дышим,
никуда мы не выйдем,
ничего не услышим,
лишь звонок телефонный
от раза до раза
и всегда наготове
стандартная фраза
для приветствия,
для прощания…
Да еще напоследок
мгновенье молчания.
Минута молчания.
Вечность молчания,
полная нежности
и отчаянья.


Я люблю их. Всяких.
Холеных и грязных,
маленьких и огромных,
красивых и безобразных.

«Все в доме пасмурно и ветхо…»

Все в доме пасмурно и ветхо,
скрипят ступени, мох в пазах…
А за окном – рассвет
и ветка
в аквамариновых слезах.
А за окном
кричат вороны,
и страшно яркая трава,
и погромыхиванье грома,
как будто валятся дрова.
Смотрю в окно,
от счастья плача,
и, полусонная еще,
щекою чувствую горячей
твое прохладное плечо…
Но ты в другом, далеком доме
и даже в городе другом.
Чужие властные ладони
лежат на сердце дорогом.
…А это все – и час рассвета,
и сад, поющий под дождем, —
я просто выдумала это,
чтобы побыть
с тобой вдвоем.

«Что-то мне недужится…»

Что-то мне недужится,
что-то трудно дышится…
В лугах цветет калужница,
в реке ветла колышется,
и птицы, птицы, птицы
на сто ладов поют,
и веселятся птицы,
и гнезда птицы вьют.
…Что-то неспокойно мне,
не легко, не просто…
Стремительные, стройные
вокруг поселка сосны,
и тучи, тучи, тучи
белы, как молоко,
и уплывают тучи
далёко-далеко.
Да и меня никто ведь
в плену не держит, нет.
Мне ничего не стоит
на поезд взять билет
и в полночь на разъезде
сойти в глуши лесной,
чтоб быть с тобою вместе,
чтоб стать весне весной.
И это так возможно…
И это так нельзя…
Летит гудок тревожно,
как филин голося,
и сердце, сердце, сердце
летит за ним сквозь мглу,
и горько плачет сердце:
«Как мало я могу!»

Шишка

Я в снегу подтаявшем,
около ствола,
гладенькую, мокрую
шишку подняла.
А теперь в кармане
я ее ношу,
выну, полюбуюсь,
лесом подышу.
Выну и порадуюсь,
что тогда, в лесу,
может быть, последнюю,
может, предпоследнюю,
а может быть, просто
встретила весну.
Там в снегу лосиные
глубокие следы,
как ведерки синие,
полные воды,
свежие проталины,
муравьи у пня, —
маленькие тайны
мартовского дня.

«Сияет небо снежными горами…»

Сияет небо снежными горами,
громадами округлых ярких туч.
Здесь тишина торжественна, как в храме,
здесь в вышине дымится тонкий луч.
Здесь теплят ели розовые свечи
и курят благовонную смолу.
Нам хвоя тихо сыплется на плечи,
и тропка нас ведет в густую мглу.
Все необычно этим летом странным:
и то, что эти ели так прямы,
и то, что лес мы ощущаем храмом,
и то, что боги в храме этом мы!

«День был яркий, ветреный…»

День был яркий, ветреный.
Шум кипел березовый.
В рощице серебряной
цвел татарник розовый.
Земля была прохладная,
влажная, упругая,
тучи плыли по небу
громоздкие, округлые…
Быть может, слишком часто я
зеленым брежу летом,
но если это счастье,
то как молчать об этом?
Если я такими
богатствами владею —
зачем же, зачем же
их спрячу от людей я?
Ссорятся влюбленные,
грустят, и невдомек им,
что есть края зеленые,
где все бывает легким.
А редко ли встречаются
хмурые, усталые,
вздыхают, огорчаются,
думают, что старые.
Ходят в поликлиники,
вздорят там с врачами…
А в чащах есть малинники,
овраги есть с ручьями.
Там есть трава и синева,
роса и запах тминный,
и стоит это целиком,
с водой, цветами, ветерком,
какой-нибудь полтинник.
И каждому, кто забредет
в лесное это царство,
от всех невзгод, от всех забот
отыщется лекарство.
Помнишь? День был ветреный,
шум кипел березовый,
в рощице серебряной
цвел татарник розовый…

Осень в Крыму

Ранняя нынче
осень в Крыму,
смутное море,
горы в дыму,
пухлые тучи,
дождем налиты,
переползают
через хребты.
Рыжий лишайник,
седая полынь,
ветки ломает
жгучий норд-ост,
только в ущельях —
тишь да теплынь,
свищет по-летнему
глупенький дрозд.
Впрочем, кто знает, —
глуп или нет,
кто разберет,
что у птиц на уме?
Может, и нам
не считать бы примет,
жить и не думать
о близкой зиме…
Ранняя нынче
осень в Крыму,
зябкое море,
дали в дыму…
Как мне живется
светло и легко,
а почему,
сама не пойму.

Норд-ост осенний с гор летел
и щеки жег румянцем.
Шиповник рыжий шелестел,
алея твердым глянцем.
И было гнездышко в кусте,
в колючей чаще ржавой.
Пять красных ягод
в том гнезде,
в сухой листве лежало…
Могли не верить лишь глупцы,
что совершится чудо,
что красноперые птенцы
проклюнутся оттуда.
Но мы с тобой не стали ждать
с надеждой и тревогой,
взглянули только
и опять
пошли своей дорогой.
Все представляю, как потом
снега на горы лягут,
как занесут в гнезде сухом
пять бездыханных ягод.

За валом вал
идет на берег,
бурля зеленым кипятком,
и каждый
в смерть свою не верит,
и каждый
падает ничком.
И, растекаясь пеной млечной,
сбегает медленно
с камней,
чтоб снова слиться
с глубью вечной
и обрести бессмертье
в ней.

Приглушает птичий гам
тишина еловая,
проплывает по снегам
тень моя лиловая.
На снегах и в облаках
синева прозрачная,
в белых пухлых башлыках
спят домишки дачные.
Тень идет сама собой,
в чащи забирается,
о штакетник голубой
пополам ломается…
Хоть сугробы глубоки —
просто нет возможности,
хоть навешаны замки,
из предосторожности,
залезает тень плечом
в окна золоченые,
тени сроду нипочем
зоны запрещенные…
Я шагаю колеей,
потная, усталая,
лед бугристый подо мной,
мешанина талая.
Ноги бедные мои
тяжелы немыслимо,
я от этой колеи
целиком зависима.
Поскользнувшись на ходу,
локоть тру с обидою,
тени, пляшущей в саду,
от души завидую!


1953 год. С дочерью.

«Не сули мне…»

Не сули мне
золотые горы,
годы жизни доброй
не сули.
Я тебя покину очень скоро
по закону матери-земли.
Мне остались считанные весны,
так уж дай на выбор,
что хочу:
елки сизокрылые, да сосны,
да березку – белую свечу.
Подари веселую дворняжку,
хриплых деревенских петухов,
мокрый ландыш,
пыльную ромашку,
смутное движение стихов.
День дождливый,
темень ночи долгой,
всплески, всхлипы, шорохи
во тьме…
И сырых поленьев запах волглый
тоже, тоже дай на память мне.
Не кори, что пожелала мало,
не суди, что сердцем я робка.
Так уж получилось, —
опоздала…
Дай мне руку!
Где твоя рука?

«Шагаю хвойною опушкой…»

Шагаю хвойною опушкой,
и улыбаюсь, и пою,
и жестяной помятой кружкой
из родничка лесного пью.
И слушаю, как славка свищет,
как зяблик ссорится с женой,
и вижу гриб у корневища
сквозь папоротник кружевной…
Но дело-то не в певчих птицах,
не в роднике и не в грибе, —
душа должна уединиться,
чтобы прислушаться к себе.
И раствориться в блеске этом,
и слиться с этой синевой,
и стать самой
теплом и светом,
водой,
и птицей,
и травой,
живыми соками напиться,
земную силу обрести,
ведь ей века еще трудиться,
тысячелетия расти.

Расставте запятые.

песня бьётся о камень стены стонет плачет оживляет сердце тихой болью будит тоску.

Лучший ответ

Песня бьется о камень стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску (Горький) .
однородные сказуемые)))

Остальные ответы

песня бьётся о камень, стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску.

песня бьётся о камень стены, стонет, плачет, оживляет сердце, тихой болью будит тоску.

песня бьётся о камень стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску

песня бьётся о камень, стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску

Песня бьется о камень, стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску.

Песня бьётся о камень стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску.

Песня бьётся о камень стены ,
стонет, плачет, оживляет сердце,
тихой болью будит тоску.

Песня бьется о камень стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску (Горький) . Розенталь Д. Э. и др. Словарь лингвистических терминов

Кстати. можно запятую и не ставить между камень и стены. .
Можно же слово камень заменить. . скажем твердь. .
Если Автор это имел в виду, . то запятая не нужна.

Песня бьется о камень стены, стонет, плачет, оживляет сердце тихой болью, будит тоску

Помогите сделать это заданию пожалуйста (как можно быстрее)

Вода бурлила клокотала пенилась (). За окном пела плакала и билась о стены дома пурга (). Дождь шумел по крыше и капли хлопали по сетку (). С земли ещё не сошёл снег а в душу уже просится весна (). Река было неглубокая но широкая (). Река был неглубокая но её берега давно размыли весенние паводки ().

Лучший ответ

1Вода 2бурлила, 2клокотала, 2пенилась. За окном 2пела, 2плакала и 2билась о стены дома 1пурга. 1Дождь 2шумел по крыше, и 1капли 2хлопали по сетку. С земли ещё 2не сошёл 1снег, а в душу уже 2просится 1весна. 1Река было 2неглубокая, но широкая. 1Река был 2неглубокая, но её берега давно размыли весенние паводки.
1 - подлежащее
2 - сказуемое

Остальные ответы

бурлила, клокотала. пела. снег, а в душу. глубокая, но. не глубокая, но .

Вода бурлила, клокотала, пенилась.
За окном пела, плакала и билась о стены дома пурга.
Дождь шумел по крыше, и капли хлопали по сетку.
С земли ещё не сошёл снег, а в душу уже просится весна.
Река было не глубокая, но широкая.
Река был неглубокая, но её берега давно размыли весенние паводки.

ЛитЛайф

— Спокойной ночи, — повторила она сухо и захлопнула за собой двери.

Как только она вошла в боковушку, Копылов стукнул ладонью в перегородку и громко сказал:

— Спокойной ночи. И считайте, что я сморозил глупость.

Однако ночь для Тани прошла в беспокойных мыслях. Она не сомкнула глаз. И мешала не пурга, по-прежнему бесновавшаяся и содрогавшая дом. Получалось так, что с той минуты, когда она попала в Светлое, она неотступно думала о Копылове. Почему? Потому, что всякий раз он представал перед нею лишь с какой-то одной стороны, заставляя ее то злиться, отчего он не едет, то изумляться, встретясь с ним в избушке, то переживать мучительный страх, когда она решила, что он бросил ее в торосах, то сочувствовать ему, узнав о печальной судьбе его отца, то вдруг поверить ему и тут же снова засомневаться, то презирать за беспардонное донжуанство, как случилось в последнюю минуту.

Впрочем, в эту последнюю минуту, когда ей стало ясно, что никакого дела Копылова больше не существует и остается лишь положить в папку акт повторной ревизии, а потом формально, так сказать, для порядка вынести решение о прекращении дела и навсегда сдать синюю папку в архив, — когда ей стало это ясно и Копылов начал вдруг говорить какие-то несуразные слова о полете на край света, в ту минуту она больше негодовала на себя, чем на него.

Так случалось и раньше. Стоило ей появиться в кино или на концерте, как тут же к ней привязывался какой-нибудь ферт. И соседи и подружки по институту говорили, что она красивая, но Таня полагала, что красота вовсе не является поводом для знакомства с первым встречным.

«Позавчера этот прораб Василий норовил влезть в дом, сегодня Копылов ведет себя не лучше, — думала она. — Неужели я похожа на легкомысленную дурочку, с которой можно обращаться как угодно?»

И хотя Таня в своих размышлениях объединяла их, она не могла не признаться себе, что Василий и Копылов — отнюдь не одно и то же. По совести говоря, этот так называемый подсудимый интересовал ее. Она не относилась к нему равнодушно.

«Наверно, потому, что у него трудная жизнь», — подумала она, объясняя самой себе это свое робкое признание.

Но странно, Михаил не вызывал у нее ни чувства сострадания, ни жалости. Казалось, он был вырублен из какой-то сверхтвердой породы, налит той особой силой, которая обладает необъяснимым свойством притяжения. Прошло всего два дня, как она встретила в избушке Копылова, а сколько раз она меняла мнение о нем! Но на сей раз ее мнение, казалось, утвердилось окончательно. И главное — она верила Копылову. Ей ни разу не пришла в голову мысль, что Копылов мог обмануть ее и что никакого акта повторной ревизии не существует. Она только недоумевала, почему этого акта нет в деле…

А за окном пела, плакала, билась о стены дома пурга. От окна дуло холодом. За перегородкой слышались размеренные шаги — Копылов тоже не спал. Возможно, и он раздумывал о всяческих превратностях человеческой жизни.

Пурга оказалась недолгой, сил у нее хватило немногим больше, чем на сутки. Стремительно отбушевав, она к утру стихла.

Таню поднял все тот же стук кулака в перегородку.

— Вас там не замело случайно? — громко проговорил за стеной Копылов. — Давайте решать, что будем делать. Я ухожу.

Таня сразу же вспомнила о суде, который должен все-таки состояться, быстро зажгла лампу и стала одеваться.

Копылов расхаживал по кухне, ожидая, пока она выйдет. Он был в телогрейке, торбасах, малахай держал в руке.

— Ирония судьбы! — горестно развел он руками. — Молил бога закрутить пургу на недельку, а она, бестия, в сутки уложилась. К тому же и снегом не побаловала. — И без всякой паузы спросил: — Так какие будут на мой счет указания, товарищ судья? Учтите, к вечеру аэродром разутюжат и первым самолетом я отчалю.

— Да, пожалуйста, — ответила Таня. — Я только должна рассмотреть дело в вашем присутствии. Это недолго. Но прежде мне еще надо связаться с Белым Мысом.

— Я договорюсь и вам сообщу. Вы еще придете сюда?

— Приду, — ответил он, берясь за ручку дверей. — Подкину в колхоз своих собак на довольствие и вернусь. Да, надо насчет ключа договориться. Где вы оставляете?

— Здесь два ключа. — Таня взяла с полки колечко с ключами, сняла один ключ, подала ему: — Возьмите себе.

— Порядок, — сказал он и, сунув ключ в карман, вышел, плотно прикрыв за собою двери.

Теперь, когда он ушел, у Тани почему-то пропала охота оставаться в этом доме.

«К тому же, — подумала она его словами и про себя улыбнулась этому, — уж если я обещала, что суд состоится, то надо действовать».

Она быстро оделась и вышла на улицу.

Закрыть Как отключить рекламу?

Хотя был уже одиннадцатый час утра, над поселком, как глубокой ночью, висела медная луна. Электрики успели починить оборванные пургой провода, и на улице зажглись фонари, помогая луне и звездам разгонять темноту полярного дня.

На крыльце Таня на минутку задержалась, окинула взглядом улицу, соседние дома и свой двор. Пурга все-таки потрудилась крепко. На заборах, на крышах домов лежали тяжелые снеговые шапки. Только во дворе зоотехника не осталось следов пурги: видно, Копылов, когда пурга стихла, сразу взялся за лопату.

Петляя среди сугробов, Таня отправилась искать дом Семечкина, так как в воскресенье он, конечно же, в поссовете не сидел.

«Почему он насторожился, когда я сказала, что свяжусь с Белым Мысом? — вдруг подумала Таня. — А что, если…»

Но она тут же оборвала эту мысль и сердито сказала себе:

«Опять эта моя проклятая судейская подозрительность, недоверие к людям. »

Несколько раз она спрашивала у встречных, где живет Семечкин, ей отвечали, что дальше, и махали рукой куда-то в конец улицы.

Ей повезло: Семечкин оказался дома. Он ничуть не удивился тому, что, уехав три дня назад в Белый Мыс, она снова очутилась в Светлом и предстала перед его очами. Он только сказал:

— Я вам что говорил? Говорил — дорога дальняя, пурги метут, зазря поедете. Вот и завернула назад пурга.

— Нет, — сказала ему Таня, — я встретила в избушке Копылова. Мы с ним уже в доме у Тихона Мироновича были, когда пурга началась.

— Так и он у зоотехника пересиживал? — спросил Семечкин.

— Да, — ответила Таня.

— Так вы вместях цельную пургу отсидели?

— Да, всю пургу, — сказала Таня.

— А-а… — только и сказал Семечкин, после чего сразу же повел Таню разыскивать народных заседателей.

Оба заседателя тоже, к счастью, оказались дома и занимались тем, чем занималось с утра все население поселка, — орудовали в своих дворах метлами и лопатами, расчищая снег. Оба тотчас же изъявили полную готовность явиться в судебное заседание, и оба советовали провести его под вечер, когда они расквитаются с заботами, которые навалила на них пурга.

Таня договорилась встретиться с ними в четыре дня в поссовете и попросила Семечкина послать кого-нибудь к Копылову и сообщить ему об этом. Сама она пошла на почту, решив, что оттуда сразу же отправится на аэродром и узнает, ожидается ли к ночи самолет в райцентр, так как не хотела ни минуты лишней задерживаться в Светлом.

На почте дежурила знакомая женщина, и Таня изложила ей свою просьбу: во-первых, связаться с радистом Белого Мыса, во-вторых, попросить радиста, чтоб он послал кого-нибудь к председателю поссовета и пригласил его к аппарату, а в-третьих, Таня соглашалась ждать столько, сколько потребуется.

— Ну, это мы сделаем, — приветливо ответила женщина и, набрав номер телефона, стоявшего на ее рабочем столике, сказала в трубку: — Алло… Сеня? Сеня, дружочек, очень срочное дело. Если уж ты не поможешь, не знаю, кто тогда поможет. Надо взять связь с Белым Мысом, надо Вуквутагина к аппарату… Знаю, знаю, что воскресенье, поэтому тебя прошу. Сенечка, кровь с носа, нужно… Попробуешь. А ты попроси хорошенько их радиста… Спасибо, Сенечка, жду.

Потом из радиостанции звонили дважды — и дважды женщина, приложив к уху трубку и поддерживая ее плечом, записывала на бланки тексты поступивших радиограмм, которые передавал ей дежурный радист.

ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА)
Русский язык 7 класс.
Разобрать предложения синтаксически.
1.Вода бурлила,клокотала,пенилась.
2.За окном пела,плакала,билась о стены дома пурга.


Праздник Масленицы — проводы зимы
Масленица называется в народе Объедухой потому, что всю неделю надо есть блины: с маслом, с икрой, со сметаной, с вареньем, с мясом. Народным рецептам по приготовлению блинов поистине нет конца. Конец Масленицы — это Прощенное воскресенье. В это день нужно попросить прощения у близких и знакомых за все, что причинил им неприятного. А когда прощения просят у тебя, нужно отвечать: «Бог простит». Такова старинная русская традиция. В этот же день провожают Масленицу: переодеваются в ряженых, водят хороводы, пляшут и поют песни, влезают на шест за подарками. Я сам не раз участвовал в таком празднике. И конечно, самое главное — сжигают на костре чучело Масленицы в пестрой одежде. А когда сгорит чучело, это значит, что зима прошла. Наступает весна.

1 год назад

Жёлтый телёночек привязан к верёвочке,верёвочка пьёт -телёночек растёт
ответ тыква

1 год назад

Весенний ветерок осторожно качает ветви деревьев. Он наполнен нежностью, лаской и добром. За двором играет детвора. Родители одним глазком наблюдают за своим чадом, а другой - прикрывают, наслаждаясь тепленькими лучиками солнца.
сколько предложений нужно?

1 год назад

Смотрите также:

Выпишите предложение с прямой речью знаки препинания не расставлены расставьте необходимые знаки препинания составь схему предло

Сочинение на тему человек от лени болеет , а от труда здоровеет

Подбери антонимы: горе, свет, утро, конец, жара, добрый

Работа морфологический разбор

Что такое многозначное слово?

Птички улетели В теплые края Выпишите все словосочетания задавая вопрос от слова-командира к зависимому слову пожалуйста помогит

Найдите причастный оборот и Разберите по членам это придложение : Через высокие унёсшиеся в небо зелёные вершины пробиваются так

Составьте словосочетания, используя содержание текста. Слезами(. ), огоньками (……………?), огнями(………?), в ручейке

Срочно. Любой строго научный-письменный текст переделать в разговорный-устный.

Составить текст,озаглавь,используя эти слова:Экскурсия,зимний парк,снег,класс,покрыто белым покрывалом,хрустит под ногами,неизве

Постановка запятой между однородными членами

I. 1. Поэты будут грустно, нежно, страстно писать про юность много-много лет. (Вин.) 2. Длинные, висячие ветки берез едва шевелились. (T.) 3. Вода бурлила клокотала, пенилась. 4. А за окном пела, плакала, билась о стены пурга. (Л. Вакуловская.) 5. Дождь шумел, гудел, хлопал. (Ш.) 6. Челкай, был бос, в старых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубашке с разорванным воротом. (М. Г.) 7. Калиныча более трогали описания природы, гор, водопадов, необыкновенных зданий, больших городов. (Т.)

II. 1. Погода стояла пасмурная, но недождливая. 2. Река была неглубокая, но широкая. 3. Надвинулась туча, скоро пошел дождь, однако ненадолго. 4. Как мороз ни скрипуч, да не больно жгуч. (Посл.) 5. Человек не за красивое хорош, а за хорошее красив. (Посл.)

III. 1. Выражение не то чтобы жалости, а сумрачной озабоченности появилось на лице генерала. (Ф.) 2. На большей части их лиц выражалось ежели не боязнь, то беспокойство. (Л. Т.) 3. Дождь перестал так же неожиданно, как и начался. 4. Никита Васильевич был не только кузнецом, но и на все руки мастер (Сол.) 5. Работе мешала не столько непогода, сколько неорганизованность. 6. Лютик хотя и ярко-желтый, но все же сам по себе не очень яркий цветок. (Сол.) 7. Брови у Лизы не то чтобы нахмурились, а дрогнули. (Т.) 8. Целую жизнь потом он если не рассказывал, то вспоминал эту историю. (Фед.)

IV. 1. Далеко гулы повторяют и рев, и треск, и шум, и гром. (П.) 2. Радостно, моложе было и на небе, и на земле, и в сердце человека. (Л. Т.) 3. Погиб и кормчий, и пловец. (П.) 4. Удивителен запах хлеба! Этот запах нам с детства знаком. Пахнет хлеб раскаленным подом, талым снегом, и вешней грозой, и мужицким соленым потом, а порой и мужицкой слезой. (В. Гришин.) 5. Я понял, уезжая тогда из гор, что бывают в горах и снег, и дожди, и туманы, и снежные бури. (Сол.) 6. Маяк то вспыхивал, то погасал беззвучно. (С.-М.) 7. Тропа то поднимала нас высоко в скалистые горы, то опускала вниз к бурлящему потоку. (Ф.) 8. Ни побоища, ни стана, ни надгробного кургана не встречает царь Дадон. (П.) 9. На дорогу людей медведь не выходил ни сегодня, ни вчера, ни много раньше. 10. Ни на озере, ни на горах, ни на небе ни одной цельной линии, ни одного цельного цвета, ни одного одинакового момента. (Л. Т.) 11. Виднелись или необработанные песчаные равнины, или далекие горы. (Гонч.) 12. Звезды начали меркнуть, и небо стало заволакиваться не то тучами, не то туманом. (Арс.) 13. Голоса раздавались то близко, то далеко, то слышался тенор, то бас. (Л. Т.) 14. Человек, оставшись один в лесу, обыкновенно или разговаривает сам с собой, или свистит, или поет, или сшибает палкой сухие сучья. (Пауст.) 15. Никогда ни при каких обстоятельствах не разрешай себе ни зазнайства, ни чванства. (Ч.) 16. Колокольчик отдаленный то замолкнет, то звенит. (Л.)

V. 1. И дань души своей влюбленной несут Байкалу с давних лет рыбак, и труженик-ученый, и живописец, и поэт. (Тв.) 2. Как милы мне твои улыбки молодые, и быстрые глаза, и кудри золотые, и звонкий голос. (Л.) 6. На земле как-то тихо и голо без пшеницы, и ржи, и овса. (Ю. Мельников) 4. И видишь ты синий свод неба, да солнце, да лес. (И.) 5. Мне милей роскошной жизни юга седой зимы полуночная вьюга, мороз, и ветер, и грозный шум лесов, дремучий бор по скату берегов, простор степной, и небо над степями с громадой туч и яркими звездами. (Ник.)

VI. 1. Бор глухо и сонно гудит в отдалении. (Бун.) 2. Видны были только белые стволы ближайших берез да кусочек аллей. (Ч.) 3. По склонам стояли багровые рябины и издали были похожи на пылающий костер. (Ю. Гр.) 4. Черная от бесплодия земля пахнет прелью сгнивших стволов да вечно не просыхающими лишайниками. (Ф.) 5. Дни стояли холодные, шел дождь или снег. 6. Деревья, кусты и трава на земле покрылись каплями росы. (Арс.) 7. Проглянет день как будто поневоле и скроется за край окружных гор. (П.) 8. Солнце прошло половину пути и кидало сквозь раскаленный воздух жаркие лучи на сухую землю. (Л. Т.) 9. Все было празднично, торжественно, весело и прекрасно. (Л. Т.) 10. Сущность человека лучше всего, благодарнее и совершеннее всего выражается через его деяния, через его труд и творчество. (Фид.) 11. Рожь густая, рослая, темнеет и волнуется. (Л. Т.) 12. Солнце взошло уже выше леса и косыми лучами играло на рябящей воде огромного разлива. (Л. Т.) 13. Я наслаждался мирно своим трудом, успехом, славой, также трудами и успехами друзей. (П.)

VII. 1. Я стал посещать музей и галереи и читать книги. (Ч.) 2. Сибирские цветы и травы имеют сдержанные или уж чересчур дурманящие запахи. (Аст.) 3. Румяное и мокрое лицо Кити было обращено к нему и робко улыбалось из-под изменившей форму шляпы. (Л. Т.) 4. Я прислушивался к голосам народного творчества и природы и брал напетое и подсказанное ими в основу своего творчества. (Р.-К.) 5. Солнце светло и высоко стояло над бухтой, игравшей со всеми стоящими кораблями и движущимися парусами и лодками веселым и теплым блеском. (Л. Т.)

VIII. 1. Олег схватил его [Ваню] большими руками и прижал к груди и засмеялся тихим счастливым смехом. (Фад.) 2. Солдаты шли скоро и молча и невольно перегоняя друг друга. (Л. Т.) 3. Собираешься мигом и едешь или идешь неведомо куда (Вопил.) 4. Нехлюдов смотрел на освещенный луной сад и крышу и на тень тополя и вдыхал живительный свежий воздух. (Л Т.) 5. Солнце уже взошло и светлыми яркими пятнами и тенями расцветило зелень и блестело в каплях росы. (Л. Т.)

IX. 1. Зиму и лето, осень и весну из года в год жили, кормились, вековали Б лесу лоси (С.-М ) 2. На полярных зимовках, как и во всех многолюдных экспедициях, бывают дельные люди и бездельники, скучное и смелые, бодрые и унылые здоровые и больные. (С.-М.) 3. Чудный воздух и прохладно душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. (Г.) 4. Овсянников своей важностью и неподвижностью смышленостью и ленью, своим прямодушием и упорством напоминал мне русских 6ояр допетровских времен. (Т.)

X. 1. В небе слышались крики гусей да журавлей, улетавших на юг. 2. Теперь стук тележки да звон колокольчика одни нарушают окрестное безмолвие. (П.) 3. Попадались все чаще сыроежки да лисички, других грибов почти не было. 4. Мы видели вокруг себя только лазурь да волнистую степь. (Бун.) 5. Слышался шум бора да движение поезда вдали. 6. Мал золотник, да дорог. (Посл.) 7. Лес у нас рядом, да не грибной. 8. Володя хотел сказать свое мнение, да промолчал почему-то.

1. Топот дворника доносился то справа, то слева, и мальчик бросался то вперед, то назад. (Купр.) 2. За высокий урожай свеклы, выращенной бригадой, и за уборку картофеля школьников премировали путевкой в Москву. 2. Любишь каждую травинку, поникшую от росы или согретую солнцем, каждое деревце над озером, трепещущее в безветрии листьями, каждое облако, плывущее по бледному и высокому небу. (Пауст.) 4. Все шире вольные поля проходят мимо нас кругом, и хутора и тополя плывут, скрываясь за полями. (Бун.) 5. Чайка с криком бросилась между волнами, плавно скользя по воде, в их ухабы, выносилась на новой волне до высокого гребня и взлетала вся в брызгах и пене. (Бун.) 6. В сухие дни цветы надо поливать, а в жаркие — укрывать от солнца. 7. Желтая акация и сирень, растущие в наших садах и парках,— декоративные кустарники. 8. Скворцы, синицы, воробьи, живущие в наших садах, уничтожают вредных насекомых. 9. Я с шумом отодвинул кресло, быстро застегнул на все пуговицы пиджак и, заложив руки в карманы, заходил по комнате. (Бун.) 10. Свет то угасал, то вспыхивал, ложась узкой полосой по тропе. (Ф.)

)язык 7 класс. разобрать предложения синтаксически. 1.вода бурлила, клокотала, пенилась. 2.за окном пела, плакала, билась о стены дома пурга.

Ответ

)язык 7 класс. разобрать предложения синтаксически. 1.вода бурлила,клокотала,пенилась. 2.за окном пе

Это полный синтаксический разбор.

Ответ

Ответ разместил: karina074

1) если две стороны и угол между ними одного треугольника соответственно равны двум сторонам и углу между ними другого треугольника то такие треугольники равны

2) если три стороны одного треуг соответственно равны трём сторонам другого треугольника то такие треуг равны

3) если сторона и два прилежащих к ней угла одного треугольника соответственно равна сторонк и двум прилеж к ней углам другого треуг то они равны

Ответ

Ответ разместил: nikkun80

2.Причина указывается то, что срок сыска беглых крестьян стал бе проявлялся чрезмерный феодальный гнёт. Ещё одной причиной было усиление централизованной власти, введение соборного уложения 1649 года.

3. Более 60 тыс. чел

1. Поход за добычей в Каспийское море ( в Персию )

2.Антиправительственные - весной 1670 поход на волгу .

3. Восстание принимает угрожающий характер .

4. На Дону Разин хотел собрать новое войско , после ужасных пыток Степана Разина казнили.

6.Итоги восстания Масштабы расправы над восставшими были огромны, в некоторых городах было казнено более 11 тыс. человек. Разинцы не добились своей цели: уничтожения дворян и крепостного права.

Отсутствие четкой программы , разнородный состав , слабая дисциплина , плохое вооружение , вера в хорошего царя , стихийность .

Восстание носило царский характер - плохие помещики и бояре , царь хороший .

Читайте также: