Стены домов однообразно опутаны

Обновлено: 02.05.2024

Мир школы

Упражнение 17. Перепишите, вставляя пропущенные буквы.

— 1. Лучи полдневного солнца приж…гают грибные шляпки (J4Kc.)2. Какая-то женщина принесла ведро воды и стала, охая и прич…тая, обмыватьлицо Рыбина (М: Г.),

3. В одном месте по небу чиркнула падавшая звезда, точно кто в темной комнате заж…галспичку о стеггу <М.-Сиб.).

4. Вода забл…стела, как расплавленный металл <Шишк.).

5. Дым всегда висел над Донбассом тучей, Заст…лаЯсол — УПХ^(Коч.). 6. ПарКуже бл…сталчи1111ым порядком (Фей).

Корни с чередованием А(я)— им, л(я)— ин

Правил о. В указанных корнях Им к ин пишутся, если дальше следует суффикс -а — (пожать—пожимать, понять—по^ нимать, начать—начинать, примять — приминать).

Упражнение 18. Перепишите, вставляя пропущенные буквы.

1. Закл…наювас всем, что есть святого на свете, — скажите мне правду! (Т.). 2. И это обхождение стола и ПОЖ…маниерук всем присутствующим показалось ему нынче особенно неприятным и смешным (Л. Т.). 3. Ан­тонио стал подробно и зан…мательнорассказывать об американских борцах (Купр.^А. Форма горы отчасти на­лом…наетколпак^ какими покрывают домашние чай­ники (Т/. Андроников).

Упражнение 19 (повторительное). Перепишитедставляя про­пущенные буквы. Объясните написание слов с чередующимися гласными в корнях.

1. Сквозь волнистые туманы проб…раетсячуна (П.).

17. Алексей по ходу изя…женил его мыслей тут же де­монстрировал листы ватмана с чертежами и схемами (Аж.). 18. Заг…релась над степью з…ря, на траве засвер­кала роса (И. Суриков).

Упражнение 20 (повторительное). Напишите текст под дик­товку, потом сверьте написанное с напечатанным. Подчеркните чередующиеся гласные в корнях.

Утренняя заря разгорается. Скоро луч солнца кос­нется верхушек деревьев и позолотит блестящее зерка­ло озера. В багряном пламени развевается флаг над лаге­рем.

По зову горниста юные обитатели лагеря поднима­ются, аккуратно застилают свои постели, собираются на спортивной площадке и готовятся к зарядке. По ко­манде «Равняйсь!» ребята как бы замирают, и зарядка начинается. В воздухе мелькают загорелые руки, корот­ко стриженные головы ритмично наклоняются, а кон­чики пальцев рук касаются земли.

После зарядки дети врассыпную бегут к озеру, ог­лашая берег звонкими возгласами. Малыши, не умею­щие плавать, купаются у самого берега, а умелые плов­цы добираются до плавучего плота с шалашом, но, ус­лышав запрещение вожатого, нехотя возвращаются.

После купания рекомендуется растереться полотен­цем: обтирание укрепляет и закаляет тело. А какой ап­петит развивается после купания! Каким необычайно вкусным кажется печеный картофель, но особенно вкус­ны оладьи, если макать их в сметану.

На высоком уровне проходят в лагере и спортивные состязания. Отдых и труд здесь разумно сочетаются.

§ 4. ГЛАСНЫЕ О— ‘ЕПОСЛЕ ШИПЯЩИХ
В КОРНЕ

П ранил о. После шипящихв корне пишется Е (ё), соот­ветствующее в произношении звуку о, если в родственных сло­вах или в другой форме того же слова пишется Е (чёрный — чер­неть, Чёрт— черти); при отсутствии таких соотношений пи­шется о (шов, крыжовник).

Упражнение 21. Вставьте пропущенныебуквы. Объясните на­писание.

Б…ч…вка, всч…рка, деш…вый, ж…ваный, ж…лоб, Ж…ЛТЫЙ, ж..лудь, ж…лчь, ж…рнов, Ж…СТКИЙ, зач…т, кош..лка, печ…нка, по1Ц…чина, прич…ска, пч…лка, пш…нка, ПШ…ННИК, расч…ска, реш…тка, саж…нки, СЧ…Т, уч..-ба, УЧ…Т, ч…боты, ч..лка, ч…лн, ч…рствый, ч…рточка, чсч…тка, ш…пот, 1ц…голь, ш..лка, ш…тка.

Упражнение. Составьте предложения с приводимыми сло­вами (в каждой паре первое слово глагол, второе — имя суще­ствительное).

Ожёг— ОЖОГ, пережёг — пережог, поджёг — под­жог, прожёг — прожог.

Упражнение 23. В приводимом ниже перечне выделите одно­коренные слова. Значение незнакомых слов выясните в толко­вом словаре.

Артишок, бесшовный, джонка, чоканье, шок, шор­ник, крыжовник, крюшон, мажорный, шомпольный, прожорливый, шорный, изжога, трущоба, чащоба, чо­каться, чопорный, чохом, шомпол, шорничать, шоко­вый, шов, шорох, чох, чокнуться, крыжовенный, тре­щоточный, трушобный, шоркать, жом, жор, ЖОХ, шоры, чопорность, мажор, обжора, Трещотка.

Упражнение 24. Вставьте пропущенные буквы. Составьте пред­ложения с приводимыми ниже иноязычными по происхожде­нию словами.

Ж…кей, ж…нглёр, маж…рдом, ш…винизм, ш…ки — ровать, ш…колад, ш…ссе, ш…тлавдский, ш…фёр.

Упражнение 25. Перепишите, вставляя пропущенные буквы. Выбор написания объясните соответствующими правилами.

1. Но я привык к его язвительному спору и шутке с ж…лчью пополам (П.). 2. В густой тени лесных трущ…б таятся и плодятся совы, сычи и длинноухие филины (Лкс.).3. Слышно было только, как звякалио стволы и тупо стучали о пыжи ш…мполЫзаряжаемых винтовок (^Гарш.)А. Кухарка подала к столу полную тарелку кры- ж…внику( Ч.>. 5. Стены домов однообразно опутаны pe­rn… тками_железньп6алконов илестииц^Л/. Г.). 6. Изда­ли Нью-Йорк кажется огромной челюстью, с неров­ными ч…рнымизубами. Он дышитв небо тучами дыма и сопит, как обж…ра, страдающий ожирением (М. Г.).

Трещ…тки(/7а_рс/и.). 14. Я говорил ш…потом, чтобы не потревожить лежавшего танкиста <Горб.).15. Доб ый ж…рноввсе смелет <поел.).

Укажите все цифры, на месте которых пишется НН. 1. Стены построе(1)го дома выкраше(2)ы белой краской, окна украше(3)ы резными наличниками, а соломе(4)ая крыша как будто впитала солнечные лучи.

2. Только соверше(1)о незаинтересова(2)ому, равнодушному взгляду величестве(3)ая природа кажется холодной и однообразной, и от такого взгляда скрыта её подли(4)ая красота.

3. Белё(1)ый потолок и краше(2)ые светлой масля(3)ой краской стены создают приятное впечатление особе(4)ой чистоты.

4. Информацио(1)ые системы показали, что заказа(2)ые модели автомобилей уже доставле(3)ы в демонстрацио(4)ый зал выставочного центра.

5. В гости(1)ой стояла мебель, украше(2)ая позолотой, и стари(3)ые золочё(4)ые подсвечники на высоких подставках.

6. На первом плане картины изображе(1)а наряже(2)ая дама с зонтиком, украше(3)ым вяза(4)ыми вручную кружевами.

7. Написа(1)ые в течение нескольких часов, картины этого ю(2)ого художника отмече(3)ы несомне(4)ым влиянием романтизма.

8. На прочных постаментах были установле(1)ы трибуны, на которых увере(2)о выступал разгорячё(3)ый собстве(4)ой речью молодой оратор.

Стены домов однообразно опутаны

УПС, страница пропала с радаров.

Вам может понравиться Все решебники

ГДЗ Михеева 7 класс

Афанасьева, Михеева

ГДЗ Сонин 6 класс

ГДЗ Босова 8 класс

ГДЗ Enjoy English 11 класс

Enjoy English

Биболетова, Бабушис

ГДЗ Колягин 7 класс

Колягин, Ткачёва, Фёдорова

ГДЗ Рабочая тетрадь 8 класс

Рабочая тетрадь

Колесов, Маш, Беляев

Главная задача сайта: помогать школьникам и родителям в решении домашнего задания. Кроме того, весь материал совершенствуется, добавляются новые сборники решений.

Пожалуйста нужно составить рассказ -для чего нужно изучать фонетику и орфоэпию пожалуйста

1. 1).Тот ПОКАЧАЛСЯ И УПАЛ.
тот - подлежащее
покачался - сказуемое
упал - сказуемое
2). Цветок оказался КИСЛЕНЬКИМ И СОЧНЫМ.
цветок - подлежащее
оказался кисленьким - сказуемое
оказался сочным - сказуемое
3).Из кучи зелени выполз ТОЛСТЫЙ И АППЕТИТНЫЙ червяк.
из кучи - обстоятельство
зелени - определение (из кучи какой?)
выполз - сказуемое
толстый - определение
аппетитный - определение
червяк - подлежащее
4). Медвеженок СПРЯТАЛСЯ за печку И ВОРЧАЛ.
медвеженок - подлежащее
спрятался - сказуемое
за печку - обстоятельство
ворчал - сказуемое

2. Из кучи зелени выполз толстый и аппетитный червяк.
1). грамматическая основа - выполз(сказуемое) червяк(подлежащее)
2). из-предлог
кучи-существительное
зелени-существительное
выполз-глагол
толстый-прилагательное
и-союз
аппетитный-прилагательное
червяк-существительное

1 год назад

Поросята-у
индюшата-х
х+у=33; х=33-у
2х+4у=82
2(33-у)+4у=82
66-2у+4у=82
2у=16
у=8 (поросят)
х=33-8=25( индюшат)

часть б решается таким же путём

1 год назад

Ответ:

1 и 2 оно без запятых-правильные. и также где говорится про книгу тоже провильно расставлены знаки.

1 год назад

Ответ:

1. Что обозначает причастие?

1) признак предмета 2) действие предмета

3) предмет 4) признак по действию

2. Укажите словосочетание с действительным причастием.

1) засеянные поля 2) упавшие листья 3) молотое кофе 4) стены покрашены

3.Укажите вариант, в котором дана верная характеристика причастия.

1) у идущего человека – действит.прич., прош.вр., 1 спряж., ед.ч., род.п., муж.р.

2) на прочитанной книге – страд.прич., наст.вр., 2 спряж., ед.ч., предл.п., жен.р.

3) разгадываемого кроссворда – страд.прич., наст.вр., 1 спряж., ед.ч., род.п., муж.р.

4) успевшие туристы – страд.прич., прош.вр., 1 спряж., мн.ч., им.п.

4.Укажите слово, в котором пишется Е.

1) о минувш…м времени 2) к пестреющ…м цветам

3) за скачущ…м всадником 4) за чернеющ….м лесом

5.Укажите причастие с суффиксом –УЩ-(-ЮЩ-)

1) терп…щий боль 2) пил…щий дрова

3) леч…щий врач 4) хлопоч…щая хозяйка

6. Укажите неправильный вариант написания причастия.

1) стелющийся дым 2) клеящий конверты

3) гонющиеся собаки 4) скачущий конь

7. Укажите причастие с суффиксом –ИМ-.

1) редко слыш….мый 2) раздува….мый ветром

3) отворя….мая дверь 4) освеща…мый солнцем

8. Укажите слово с орфографической ошибкой.

1) выслушавший 2) развеянный 3) успокоив 4) заклеев

9. Отметьте ряд, в котором все слова пишутся с НН.

1) стари….ый замок, нитки запута….ы

2) заброше….ая усадьба, жаре….ая на костре

3) пута….ый разговор, маринова….ый огурцы

4) кипяче….ая ода, товары выгруже….ы

10. НЕ пишется слитно:

1) (не) купленный, а испеченный пирог

2) (не) имеющий границ

3) (не) распустившиеся цветы

4) рыба (не) поймана

11. НЕ пишется раздельно:

1) (не) навидя 2) (не) засеянные поля

3) (не) высушенное белье 4) (не) слушая

12. Укажите ряд, в котором все слова пишутся с Ё.

1) печ…ный пирог, зажж…м огни

2) веселая собач…нка, туш…ное мясо

3) с забавным циркач….м, вооруж…нный отряд

4) огорч…нный ребенок, странный ш….рох

13. Укажите номер предложения, в котором причастный оборот выделяется запя-тыми:

1) Невидимые в воздухе жаворонки заливались трелями.

2) Вскоре мы увидели заросшее камышом лесное озеро.

3) В сплетенной из лозы корзине лежали свежие фрукты.

4) Дети бежали по берегу усеянному мелкой галькой.

14. Укажите вариант ответа, в котором правильно указаны все цифры, на месте которых ставятся запятые:

Из-за недостатка влаги в пустыне можно встретить растения (1) приспособленные для жизни (2) в таких условиях (3) и животных (4) умеющих долгое время (5) обхо-диться без воды.

1) 1, 3, 4 2) 1, 2, 4 3) 2, 3, 5 4) 1, 4

15. Укажите вариант ответа, в котором правильно указаны все цифры, на месте которых ставятся запятые:

Уничтожая рыб (1) и птиц (2) щуки, конечно, приносят вред. Но (3) истребляя в пер-вую очередь (4) больных и слабых рыб (5) щуки предупреждают распространение бо-лезней среди обитателей водоема.

ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА.
ДАЮ 60 БАЛЛОВ ЗА ЭТУ РАБОТУ!
Вставьте нужную гласную о или е.

1. В проходе вагона послышалось, как будто шел кто-то неимоверно тяж. лый. 2. Она начинает переделывать мою прич. ску и заставляет подойти к зеркалу. 3. Ч. рт знает на что расходовался ум воспитанника! 4. С плеч его свисал ж. ваный чесуч…вый пиджак. 5. Фюзеляж был не гладкий, покрытый лаком, а шероховатый, облиц. ванный сосновой корой. 6. Она едва ли слышала мой восхищ…нный ш. пот. 7. Англичане всюду умеют внести свою ч. порность. 8. У вузовцев была горячая пора: они сдавали зач. ты. 9. Сережа яростно шаркал суконкой и щ. лкал затвором. 10. Зашли в кондитерскую, выпили по чашке ш. колада. 11. В соседней комнате мигала свеча и ш. потом спорили за столом офицеры. 12. Писарь, маленький, куцый человек с красным носиком и в ж. кейском картузе, входит в толпу. 13. Наконец лодка с ш…рохом скользнула по песчаному дну. 14. Свинья ж…луди ест, а дуба не примечает. 15. Жуткий страх мчал их через тьму и непролазную трущ. бу. 16. Издали Нью-Йорк кажется огромной челюстью, с неровными ч. рными зубами. 17. Всем было ясно, что хлеб подожж…н и что подж. г ― дело рук своих людей. 18. Он дышит в небо тучами дыма и сопит, как обж. ра, страдающий ожирением. 19. Мать прислала ей полную кош. лку продуктов. 20. Кухарка подала к столу полную тарелку крыж. внику. 21. В Шепелеве испокон веков жили ш. рники. 22. Добрый ж. рнов все смелет. 23. Стены домов однообразно опутаны реш. тками железных балконов и лестниц.

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: В Америке


Над океаном и землею висел туман, густо смешанный с дымом, мелкий дождь лениво падал на темные здания города и мутную воду рейда.

У бортов парохода собрались эмигранты, молча глядя на всё вокруг пытливыми глазами надежд и опасений, страха и радости.

– Это кто? – тихо спросила девушка-полька, изумленно указывая на статую

Свободы. Кто-то ответил:

Массивная фигура бронзовой женщины покрыта с ног до головы зеленой окисью. Холодное лицо слепо смотрит сквозь туман в пустыню океана, точно бронза ждет солнца, чтобы оно оживило ее мертвые глаза. Под ногами Свободы – мало земли, она кажется поднявшейся из океана, пьедестал ее – как застывшие волны. Ее рука, высоко поднятая над океаном и мачтами судов, придает позе гордое величие и красоту. Кажется – вот факел в крепко сжатых пальцах ярко вспыхнет, разгонит серый дым и щедро обольет всё кругом горячим, радостным светом.

А кругом ничтожного куска земли, на котором она стоит,скользят по воде океана, как допотопные чудовища, огромные железные суда, мелькают, точно голодные хищники, маленькие катера. Ревут сирены, подобно голосам сказочных гигантов, раздаются сердитые свистки, гремят цепи якорей, сурово плещут волны океана.

Всё вокруг бежит, стремится, вздрагивает напряженно. Винты и колеса пароходов торопливо бьют воду – она покрыта желтой пеной, изрезана морщинами.

И кажется, что всё – железо, камни, вода, дерево – полно протеста против жизни без солнца, без песен и счастья, в плену тяжелого труда. Всё стонет, воет, скрежещет, повинуясь воле какой-то тайной силы, враждебной человеку. Повсюду на груди воды, изрытой и разорванной железом, запачканной жирными пятнами нефти, засоренной щепами, стружками, соломой и остатками пищи,- работает невидимая глазом холодная и злая сила. Она сурово и однообразно дает толчки всей этой необъятной машине, в ней корабли и доки – только маленькие части, а человек – ничтожный винт, невидимая точка среди уродливых, грязных сплетений железа, дерева, в хаосе судов, лодок и каких-то плоских барок, нагруженных вагонами.

Ошеломленное, оглохшее от шума, задерганное этой пляской мертвой материи двуногое существо, всё в черной копоти и масле, странно смотрит на меня, сунув руки в карманы штанов. Лицо его замазано густым налетом жирной грязи, и не глаза живого человека сверкают на нем, а белая кость зубов.

Медленно ползет судно среди толпы других судов. Лица эмигрантов стали странно серы, отупели, что- то однообразно-овечье покрыло все глаза. Люди стоят у борта и безмолвно смотрят в туман.

А в нем рождается, растет нечто непостижимо огромное, полное гулкого ропота, оно дышит навстречу людям тяжелым, пахучим дыханием, и в шуме его слышно что-то грозное, жадное.

Это – город, это – Нью-Йорк. На берегу стоят двадцатиэтажные дома, безмолвные и темные 'скребницы неба'. Квадратные, лишенные желания быть красивыми, тупые, тяжелые здания поднимаются вверх угрюмо и скучно. В каждом доме чувствуется надменная кичливость своею высотой, своим уродством. В окнах нет цветов и не видно детей.

Издали город кажется огромной челюстью, с неровными, черными зубами. Он дышит в небо тучами дыма и сопит, как обжора, страдающий ожирением.

Войдя в него, чувствуешь, что ты попал и желудок из камня и железа,- в желудок, который проглотил несколько миллионов людей и растирает, переваривает их.

Улица – скользкое, алчное горло, по нему куда-то вглубь плывут темные куски пищи города – живые люди. Везде – над головой, под ногами и рядом с тобой – живет, грохочет, торжествуя свои победы, железо. Вызванное к жизни силою Золота, одушевленное им, оно окружает человека своей паутиной, глушит его, сосет кровь и мозг, пожирает мускулы и нервы и растет, растет, опираясь на безмолвный камень, всё шире раскидывая звенья своей цепи.

Как огромные черви, ползут локомотивы, влача за собою вагоны, крякают, подобно жирным уткам, рожки автомобилей, угрюмо воет электричество – душный воздух напоен, точно губка влагой, тысячами ревущих звуков. Придавленный к этому грязному городу, испачканный дымом фабрик, он неподвижен среди высоких стен, покрытых копотью.

На площадях и в маленьких скверах, где пыльные листья деревьев мертво висят на ветвях,- возвышаются темные монументы. Их лица покрыты толстым слоем грязи, глаза их, когда-то горевшие любовью к родине, засыпаны пылью города. Эти бронзовые люди мертвы и одиноки в сетях многоэтажных домов, они кажутся карликами в черной тени высоких стен, они заплутались в хаосе безумия вокруг них, остановились и, полуослепленные, грустно, с болью в сердце смотрят на жадную суету людей у ног их. Люди, маленькие, черные, суетливо бегут мимо монументов, и никто но бросит взгляда на лицо героя.

Ихтиозавры капитала стерли из памяти людей значение творцов свободы.

Кажется, что бронзовые люди охвачены одной и той же тяжелой мыслью:

'Разве такую жизнь хотел я создать?'

Вокруг кипит, как суп на плите, лихорадочная жизнь, бегут, вертятся, исчезают в этом кипении, точно крупинки в бульоне, как щепки в море, маленькие люди. Город ревет и глотает их одного за другим ненасытной пастью.

Одни из героев опустили руки, другие подняли их, протягивая над головами людей, предостерегая:

– Остановитесь! Это не жизнь, это безумие.

Все они – лишние в хаосе уличной жизни, все не на месте в диком реве жадности, в тесном плену угрюмой фантазии из камня, стекла и железа.

Однажды ночью они все вдруг сойдут с пьедесталов и тяжелыми шагами оскорбленных пройдут по улицам, унося тоску своего одиночества прочь из этого города, в поле, где блестит луна, есть воздух и тихий покой. Когда человек всю жизнь трудился на благо своей родины, он этим несомненно заслужил, чтоб после смерти его оставили в покое.

По тротуарам спешно идут люди туда и сюда, по всем направлениям улиц.

Их всасывают глубокие поры каменных стен. Торжествующий гул железа, громкий вой электричества, гремящий шум работ по устройству новой сети металла, новых стен из камня – всё это заглушает голоса людей, как буря в океане – крики птиц.

Лица людей неподвижно спокойны – должно быть, никто из них не чувствует несчастья быть рабом жизни, пищей города-чудовища. В печальном самомнении они считают себя хозяевами своей судьбы – в глазах у них, порою, светится сознание своей независимости, но, видимо, им непонятно, что это только независимость топора в руке плотника, молотка в руке кузнеца, кирпича в руках невидимого каменщика, который, хитро усмехаясь, строит для всех одну огромную, но тесную тюрьму. Есть много энергичных лиц, но на каждом лице прежде всего видишь зубы. Свободы внутренней, свободы духа – не светится в глазах людей. И эта энергия без свободы напоминает холодный блеск ножа, который еще не успели иступить. Это – свобода слепых орудий в руках Желтого

Я впервые вижу такой чудовищный город, и никогда еще люди не казались мне так ничтожны, так порабощены. И в то же время я нигде не встречал их такими трагикомически довольными собой, каковы они в этом жадном и грязном желудке обжоры, который впал от жадности в идиотизм и с диким ревом скота пожирает мозги и нервы.

О людях – страшно и больно говорить.

Вагон 'воздушной дороги' с воем и грохотом мчится по рельсам, между стен домов узкой улицы, на высоте третьих этажей, однообразно опутанных решетками железных балконов и лестниц. Окна открыты, и

Стены домов однообразно опутаны

  • ЖАНРЫ 360
  • АВТОРЫ 276 708
  • КНИГИ 652 177
  • СЕРИИ 24 905
  • ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 610 121

В имени его я слышу ласковый звон колокола истории, задумчивый возглас из глубины веков, добрый совет старого мудрого опыта:

- Надо больше знать друг друга, люди, больше.

Мне кажется, что чудовищно огромный город, одетый мантией тумана, всегда, днем и ночью, упорно думает о великих драмах своего прошлого, о бесцветных днях настоящего и с тоской, но уверенно ожидает будущего - светлых солнечных дней, полных радости, ожидает пришествия новых людей, полных творческой силы.

Он скучает о тех, которые сделали имя Англии громким в мире, ждет рождения великих детей, подобных тем бессмертным, которых знают всюду на земле. Лондон, кажется мне, жаждет нового Шекспира, Байрона и Перси Биши Шелли, нового Гиббона, Макколея и Вальтер Скотта, трубадуров славы Англии. Что такое слава Англии? Прежде всего ее ненасытная жажда свободы духа. Ныне эта жажда угасает неутоленною. И потому пора снова возбудить ее в душе народа.

Великий город, мне чудится, думает:

- Скоро ли снова придут и зазвучат для всех народов мира колокола моего духа, запоют громкие трубы мои, разнося по земле мысли и надежды народа Англии?

Глухой и темный шум облекает город смутной тучей, он сливается с туманом, кружится, кружится над городом, в ропоте его много силы, но и усталости много.

В тумане я вижу лицо Лондона - это лицо великана старой чудесной сказки, мудрое и печальное.

Город думает и возбуждает думы о жизни.

Могучий, каменный, суровый город богато одет в пышно зеленый плащ садов и парков, он роскошно украшен драгоценными произведениями старого, безумно смелого искусства; в радостном изумлении стоишь перед воздушно улетающей в небо, кружевной громадой Вестминстерского аббатства и с глубоким почтением смотришь на тяжелый серый Тоуэр, вызывающий стройные ряды воспоминаний и великолепную Елизавету впереди всего. Много злого было сделано внутри этих серых камней, много призраков, облитых кровью, витает над башнями замка, но это не делает старый Тоуэр менее красивым. В каждой столице любого государства есть свой Тоуэр, в каждом из них люди выливали на землю кровь людей - я думаю, серый лондонский Тоуэр не грешнее других. И если люди позволяют убивать себя, в этом, отчасти, всегда виноваты сами они. Отчасти, я говорю. Ибо разве есть некто совершенно невинный в преступлениях, окружающих его, непричастный жестокости, наполняющей жизнь?

Но жемчужиной города, драгоценностью, которой нет цены, лучшим украшением Англии для меня явился Британский музей - панорама жизни всех народов земли, умное и великое создание сильных и длинных рук английского народа.

Этот большой, тяжелый дворец редкостей стоит на земле крепко, как сама Англия. Он является как бы каменным переплетом великой книги о культуре человечества, книги, которую надо читать годы, чтобы прочесть ее всю до конца.

И всюду видишь, как много в Лондоне ума, но думаешь - не слишком ли односторонне тратит нация огромный капитал своего духа за последние десятилетия?

Не слишком ли много увлечения задачами узкими, грубо материальными?

И не стесняет ли увлечение это развития духа свободы внутренней, истинно творческого духа, обогащающего мир ценностями вечными и нетленными?

Бросается в глаза обилие антикварных лавок. Это естественно в стране с такой старой культурой, и понятна любовь англичанина к вещам, напоминающим ему о великом прошлом. Старый фарфор и бронза так наивно и пышно красивы, ярки, созданы с горячей любовью, на каждой из них видишь печать работника-поэта.

Образцов современной художественной промышленности меньше. Все они указывают на стремление людей к простоте. Это благородное стремление, но почему-то оно делает вещи скучными, холодноватыми и невольно возбуждает грустную мысль об упадке творчества, о замене его ремеслом. Старые вещи лучше, они сделаны здоровым, веселым человеком.

Смотришь на Россетти, Берн Джонса.

Почему эти нежные и сильные таланты черпали свое вдохновение в прошлом, почему их так пленил Боттичелли, почему они не могли - или не хотели? подойти ближе к жизни настоящего? Не потому ли, что жизнь культурного общества наших дней стала слишком тесной, бесцветной, скучной, что людьми всё более властно командуют темные страсти?

В этой жизни нет места поэтам, они ищут красивого на кладбищах прошлого. Для поэтов современности нет возбуждающего творческую мысль сегодня, нет у них светлого завтра, они живут отдаленным вчера. Грустная жизнь. Она обессиливает творчество.

Власть золота, железа и камня, власть зависти, жадности и злобы закрывают перед нами просветы в будущее тяжелой завесой унижающих нас мелочей жизни. Живая вера в возможность на земле счастья для всех не находит вдохновенных учеников среди общества, измученного нервной суетой дня, истощенного непрерывной борьбой за существование.

Это касается не только Англии, конечно,- всё так называемое культурное общество Европы смотрит назад, всё оно ищет красоты и радости в прошлом. Верный признак духовного старчества, несомненное указание на необходимость влить новую кровь в жилы дряхлого организма.

Mного спорта - и мало оживления.

Люди играют скучно, как будто исполняя необходимую обязанность. Пока она еще не надоела, но уже скоро будет тяготить человека.

Тяжело поразила меня юность проституток, гуляющих по Пикадилли. В этом факте есть нечто грозное для общества. Видно, что девушки поступают на рынок разврата очень рано и очень быстро сходят с него в трущобы, где их ждет голод и смерть. Эта краткая жизнь ночной бабочки вызывает в душе ненависть к обществу, так быстро пожирающему своих беззащитных членов.

Почти не встречаешь солдат, это хорошо, милая, старая Англия! Этим можно гордиться. Зачем держать огромные армии убийц по ремеслу? Их роль прекрасно выполняет капитализм и нищета.

Нравится мне спокойный, корректный "Боби". Он стоит в сутолоке движения, как монумент, олицетворяющий законность, управляет сутолокой движения и удивительно резко подчеркивает механичность жизни.

Хороши старые дома - они напоминают о Диккенсе и Теккерее - двух англичанах, о которых всегда вспоминаешь с уважением и хорошей улыбкой в душе.

Уайтчапель не поразил меня, я видел Ист-Сайд в Нью-Йорке.

Славный древний город, задумчивый великан Лондон в конце концов оставляет на сердце грустный налет печали. Это большая красивая печаль, такая же, как и сам город. Лондонский туман можно полюбить, так же как и картины Тёрнера, за его мягкие прозрачные краски, сквозь дымку которых душа видит что-то неясное, но чудесное, красивое, смягчающее человека. Под этой пышной одеждой города чувствуешь его силу, его крепкий, огромный, способный к долгой жизни организм.

.Мне кажется, несчастие культурных людей - их одиночество, их оторванность от жизни. Их ведь всегда мало сравнительно с массой народа, и они стоят между ним и капиталом, как между молотом и наковальней, в постоянной возможности быть раздробленными. Где исход из этой драматической позиции?

Привлекайте на свою сторону народ, зовите его к себе интересами духа, дайте ему возможность понять вас, быть таким же духовно богатым, как вы сами.

Тогда вы не будете одиноки - тогда вы будете сильны, и только тогда победит истинно человеческое, только тогда восторжествует истинная культура. Жизнь станет легка, радостна, и даже камни будут улыбаться.

Если читателю покажется, что я впал в тон учителя - читатель будет не прав.

Прежде всего я учу сам себя, но я хотел бы, конечно, чтобы все люди учились понимать друг друга.

Если мы, люди, хотим встать ближе друг к другу, если мы верим в возможность духовного родства всех со всеми - мы должны говорить друг с другом обо всем, что тревожит нас, обо всем, что нам непонятно в душе другого и отделяет нас от него.

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Мертвые души


В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, — словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты, — сказал один другому, — вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» — «Доедет», — отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», — отвечал другой. Этим разговор и кончился Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой.


Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно, с салфеткой в руке, — весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галерее показывать ниспосланный ему богом покой. Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего. Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темно- красных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками. В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою.

Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз в дороге. Чемодан внесли кучер Селифан, низенький человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном подержанном сюртуке, как видно с барского плеча, малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом. Вслед за чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева с штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная курица. Когда все это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом. В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы.

Покамест слуги управлялись и возились, господин отправился в общую залу. Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, какие читатель, верно, никогда не видывал. Подобная игра природы, впрочем, случается на разных исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями искусств, накупившими их в Италии по совету везших их курьеров. Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым — наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает, я никогда не носил таких косынок. Размотавши косынку, господин велел подать себе обед. Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор — о том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой, по обыкновению, отвечал: «О, большой, сударь, мошенник». Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того не могут покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним. Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных какие-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство. В приемах своих господин имел что-то солидное и высмаркивался чрезвычайно громко. Неизвестно, как он это делал, но только нос его звучал, как труба. Это, по-моему, совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему много уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий раз, когда

Стены домов однообразно опутаны

"Разве такую жизнь хотел я создать?"

Вокруг кипит, как суп на плите, лихорадочная жизнь, бегут, вертятся, исчезают в этом кипении, точно крупинки в бульоне, как щепки в море, маленькие люди. Город ревет и глотает их одного за другим ненасытной пастью.

Одни из героев опустили руки, другие подняли их, протягивая над головами людей, предостерегая:

- Остановитесь! Это не жизнь, это безумие.

Все они - лишние в хаосе уличной жизни, все не на месте в диком реве жадности, в тесном плену угрюмой фантазии из камня, стекла и железа.

Однажды ночью они все вдруг сойдут с пьедесталов и тяжелыми шагами оскорбленных пройдут по улицам, унося тоску своего одиночества прочь из этого города, в поле, где блестит луна, есть воздух и тихий покой. Когда человек всю жизнь трудился на благо своей родины, он этим несомненно заслужил, чтоб после смерти его оставили в покое.

По тротуарам спешно идут люди туда и сюда, по всем направлениям улиц. Их всасывают глубокие поры каменных стен. Торжествующий гул железа, громкий вой электричества, гремящий шум работ по устройству новой сети металла, новых стен из камня - всё это заглушает голоса людей, как буря в океане - крики птиц.

Лица людей неподвижно спокойны - должно быть, никто из них не чувствует несчастья быть рабом жизни, пищей города-чудовища. В печальном самомнении они считают себя хозяевами своей судьбы - в глазах у них, порою, светится сознание своей независимости, но, видимо, им непонятно, что это только независимость топора в руке плотника, молотка в руке кузнеца, кирпича в руках невидимого каменщика, который, хитро усмехаясь, строит для всех одну огромную, но тесную тюрьму. Есть много энергичных лиц, но на каждом лице прежде всего видишь зубы. Свободы внутренней, свободы духа - не светится в глазах людей. И эта энергия без свободы напоминает холодный блеск ножа, который еще не успели иступить. Это - свобода слепых орудий в руках Желтого Дьявола - Золота.

Я впервые вижу такой чудовищный город, и никогда еще люди не казались мне так ничтожны, так порабощены. И в то же время я нигде не встречал их такими трагикомически довольными собой, каковы они в этом жадном и грязном желудке обжоры, который впал от жадности в идиотизм и с диким ревом скота пожирает мозги и нервы.

О людях - страшно и больно говорить.

Вагон "воздушной дороги" с воем и грохотом мчится по рельсам, между стен домов узкой улицы, на высоте третьих этажей, однообразно опутанных решетками железных балконов и лестниц. Окна открыты, и почти в каждом из них - фигуры людей. Одни работают, что-то шьют или считают, наклонив головы над конторками, другие просто сидят у окон, лежат грудью на подоконниках и смотрят на вагоны, каждую минуту пробегающие мимо их глаз. Старые, молодые и дети - все одинаково безмолвны, однообразно спокойны. Привыкли к этим стремлениям без цели, привыкли думать, что тут есть цель. В глазах - нет гнева против владычества железа, нет ненависти к его торжеству. Мелькание вагонов сотрясает стены домов, вздрагивают груди женщин, головы мужчин; на решетках балконов валяются тела детей и тоже дрожат, привыкая принимать эту отвратительную жизнь как должное, неизбежное. В мозгах, которые всегда встряхивают, вероятно, невозможно мысли плести свои смелые, красивые кружева, невозможно родить живую, дерзкую мечту.

Вот промелькнуло темное лицо старухи в грязной кофте, расстегнутой на груди. Уступая дорогу вагонам, замученный, отравленный воздух испуганно бросился в окна, седые волосы на голове старухи затрепетали, точно крылья серой птицы. Она закрыла свинцовые, погасшие глаза. Исчезла.

В мутных внутренностях комнат мелькают железные прутья кроватей, покрытых лохмотьями, грязная посуда и объедки пищи на столах. Хочется увидеть цветы на окнах, ищешь человека с книгой в руке. Стены льются мимо глаз, точно расплавленные, они текут грязным потоком навстречу, в быстром беге потока тягостно копошатся безмолвные люди.

Лысый череп тускло блеснул за стеклом, покрытым слоем пыли. Он однообразно качался над каким-то станком. Девушка, рыжеволосая и тонкая, сидит на окне и вяжет чулок, считая темными глазами петли. Ударом воздуха ее качнуло внутрь комнаты,- она не отвела глаз от работы, не поправила платья, развеянного ветром. Два мальчика, лет по пяти, строят на балконе дом из щепок. Он развалился от сотрясения. Дети хватают маленькими лапами тонкие щепы, чтобы они не упали нa улицу, сквозь отверстия в решетке балкона. И тоже не смотрят на причину, помешавшую их задаче. Еще и еще лица, одно за другим, мелькают в окнах, точно осколки чего-то одного - большого, но разбитого в ничтожные пылинки, растертого в дресву.

Гонимый бешеным бегом вагонов, воздух развевает платье и волосы людей, бьет им в лицо теплой, душной волной, толкает, вгоняет им в уши тысячи звуков, бросает в глаза мелкую, едкую пыль, слепит, оглушает протяжным, непрерывно воющим звуком.

Живому человеку, который мыслит, создает в своем мозгу мечты, картины, образы, родит желания, тоскует, хочет, отрицает, ждет,- живому человеку этот дикий вой, визг, рев, эта дрожь камня стен, трусливый дребезг стекол в окнах всё это ему мешало бы. Возмущенный, он вышел бы из дома и сломал, разрушил эту мерзость- "воздушную дорогу"; он заставил бы замолчать нахальный вой железа, он - хозяин жизни, жизнь - для него, и всё, что ему мешает жить,- должно быть уничтожено.

Люди в домах города Желтого Дьявола спокойно переносят всё, что убивает человека.

Внизу, под железной сетью "воздушной дороги", в пыли и грязи мостовых, безмолвно возятся дети,- безмолвно, хотя они смеются и кричат, как дети всего мира, но голоса их тонут в грохоте над ними, точно капли дождя в море. Они кажутся цветами, которые чья-то грубая рука выбросила из окон домов в грязь улицы. Питая свои тела жирными испарениями города, они бледны и желты, кровь их отравлена, нервы раздражены зловещим криком ржавого металла, угрюмым воем порабощенных молний.

"Разве из этих детей вырастут здоровые, смелые, гордые люди?"- спрашиваешь себя. В ответ отовсюду скрежет, хохот, злой визг.

Вагоны несутся мимо Ист-Сайда, квартала бедных, компостной ямы города. Глубокие канавы улиц, ведущие людей куда-то в глубины города, где представляется уму - устроена огромная, бездонная дыра - котел или кастрюля. Туда стекаются все эти люди, и там из них вываривают золото. Канавы улиц кишат детьми.

Я очень много видел нищеты, мне хорошо знакомо ее зеленое, бескровное, костлявое лицо. Ее глаза, тупые от голода и горящие жадностью, хитрые и мстительные или рабски покорные и всегда нечеловеческие, я всюду видел, но ужас нищеты Ист-Сайда - мрачнее всего, что я знаю.

В этих улицах, набитых людьми, точно мешки крупой, дети жадно ищут в коробках с мусором, стоящих у панелей, загнившие овощи и пожирают их вместе с плесенью тут же, в едкой пыли и духоте.

Когда они находят корку загнившего хлеба, она возбуждает среди них дикую вражду; охваченные желанием проглотить ее, они дерутся, как маленькие собачонки. Они покрывают мостовые стаями, точно прожорливые голуби; в час ночи, в два и позднее - они все еще роются в грязи, жалкие микробы нищеты, живые упреки жадности богатых рабов Желтого Дьявола.

На углах грязных улиц стоят какие-то печи пли жаровни, в них что-то варится, пар, вырываясь по тонкой трубке на воздух, свистит в маленький свисток на конце ее. Тонкий, режущий ухо свист прорывает своим дрожащим острием все звуки улиц, он тянется бесконечно, как ослепительно белая, холодная нить, он закручивается вокруг горла, путает мысли в голове, бесит, гонит куда-то и, не смолкая ни на секунду, дрожит в гнилом запахе, пожравшем воздух, дрожит насмешливо, злобно пронизывая эту жизнь в грязи.

Грязь - стихия, она пропитала собою всё: стены домов, стекла окон, одежды людей, поры их тела, мозги, желания, мысли.

Читайте также: