Цепляясь за торчавшие из земли кирпичи и застывшие комья грязи сабуров тихо спустился

Обновлено: 17.05.2024

ГДЗ-Русский-язык-7-класс-Разумовская-2001 (7 класс - Разумовская), страница 13

Файл "ГДЗ-Русский-язык-7-класс-Разумовская-2001" внутри архива находится в следующих папках: 6, gdz-7-razumovskaya. PDF-файл из архива "7 класс - Разумовская", который расположен в категории "гдз (готовые домашние задания)". Всё это находится в предмете "русский язык" из раздела "Средняя школа (5-9 классы)", которые можно найти в файловом архиве ГОУ СОШ. Не смотря на прямую связь этого архива с ГОУ СОШ, его также можно найти и в других разделах. Архив можно найти в разделе "курсовые/домашние работы", в предмете "русский язык" в общих файлах.

Просмотр PDF-файла онлайн

Текст 13 страницы из PDF

Бочком (суффиксальный способ) — праваяили левая сторона предмета, туловища, тела. Он вошел в дверьбочкомВбок (приставочный способ) — в сторону. Машину повеловбок.Набок (приставочный способ) — на сторону, вкривь. Он упалнабок и замер.Побоку (приставочно-суффиксальный способ) — в сторону,прочь.

Ему все было побокуСбоку (приставочно-суффиксальный) — с боковой сторонычего-либо. Сбоку виднелась дыра.Д-209 (П-161). Пастись неподалеку, разогреть докрасна, сделать умышленно, работать бесперспективно, смотреть удивленно,79говорить примиряюще, учиться преотлично, раскрыть всео́бъемлюще, быть настороже, действовать расслабляюще, повторитьтрижды, говорить самокритично, посещать ежедневно, смотретьраздраженно, поступать обдуманно, говорить взволнованно, смотреть недоброжелательно, рычать устрашающе, действовать умиротворяюще, сказать сгоряча, взяться вдесятером.Д-210 ( - ).1.

Быстрый + о = быстро; мгновенный + о = мгновенно (суффиксальный с-б).Грустный + о = грустно; скорбный + о = скорбно (суффиксальный с-б).Обидный + о = обидно; оскорбительный + о = оскорбительно(суффиксальный с-б).Громкий + о = громко; оглушительный + о = оглушительно(суффиксальный с-б).2. Он быстро перебежал на другую сторону. Мы мгновенносреагировали на этот выпад. Он выглядел грустно и скорбно. Егослова прозвучали обидно и оскорбительно. Он закричал громко,на всю улицу. Мотор оглушительно ревел на всю улицу.Д-211 (П-159). Оттепель. Солнце светит ярко, но попрежнему в воздухе прохладно. Потихонечку тает снег, местамивиднеется голая земля. С крыш и труб равномерно капает талаявода.

Понемногу природа выходит из зимней спячки.Оттепель ж. — теплая погода, наступающая среди зимы илиранней весной и вызывающая таяние снега.Д-212 (П-154).На пригорке то сыро, то жарко,Вздохи дня есть в дыханье ночном. Ярко светит зорькаВ небе голубом. 2. Ярко (образа действия), тихо (образа действия), сверху(места), снова (времени), уныло (образа действия), печально(образа действия), хмуро (образа действия), бесследно (образадействия), спокойно (образа действия), сумрачно (образа действия).803. Ярко, тихо, уныло, печально, хмуро, бесследно, спокойно,сумрачно.4.

Сверху, снова.Д-213 ( - ).1. Виктория.2. Не + давно = недавно (приставочный)К + верх + у = кверху (приставочно-суффиксальный)С + верх + у = сверху (приставочно-суффиксальный)С + низ + у = снизу (приставочно-суффиксальный)По + середина + е = посредине (приставочно-суффиксальный)Мало + помалу = мало-помалу (сложение)Не + обычный + о = необычайно (приставочно-суффиксальный)Быстрый + о = быстро (суффиксальный)С + новый + а = снова (приставочно-суффиксальный)По + степенный + о = постепенно (приставочно-суффиксальный)В + глубь = вглубь (приставочный)4.

Ярко-зеленые (оттенок цвета), фиолетовые, чисто-белый(оттенок цвета), розово-красный (оттенок цвета), пурпуровая,белый, красный.Д-214 ( - ). Мать смотрит на сына печально (суффиксальныйспособ), с тоской в глазах. Они редко (суффиксальный способ)встречаются. Живут они плохо (суффиксальный способ), жизньпротекает безрадостно (приставочно-суффиксальный способ).Мать принесла сыну еду, он жадно (суффиксальный способ)ест, торопливо (суффиксальный способ) глотая.

На мальчике старые штаны, он их закатал внизу (приставочно-суффиксальный),чтобы не было видно разлохмаченных концов. Глаза его опущенывниз (приставочный способ), волосы давно (суффиксальный способ) не стрижены.Д-215 (П-162). 1. Ценник (суффиксальный с-б), ценный (суффиксальный с-б), ценно (суффиксальный с-б), ценность (суффиксальный с-б), бесценный (приставочный с-б), ценить (суффиксальный с-б), оценить (приставочный с-б), оценка (суффиксальный с-б), оценочный (суффиксальный с-б), оценщик81(суффиксальный с-б), недооценить (приставочный с-б), недооценка (суффиксальный с-б).2.

Ценно — имеющий большую ценность, дорогой; с большими достоинствами, важный, нужный.Очень ценно для нас располагать нужной информацией.Д-216 (П-163). 1. Набекрень. От бекрень — «бок»; буквально:«наклоном на бок».Наизусть. От изусть — «память».Нахрапом. От храп — «сила».Настежь. От стеж — «крюк, столб»; буквально: «на дверномкрюке», т.е. «открыто».Спозаранку. От с + по + за + ранку. Ср.: рань.2. Русский язык — развивающееся явление. Это особенно заметно на примере наречий.

Как видно, в основе большинстванаречий были существительные. В результате языкового развития и словообразовательных процессов прежние существительные «обросли» приставками и суффиксами и преобразовались внаречия. Однако корень остался прежним. Это хорошо видно извышеприведенных примеров.Д-217 ( - ). Основные способы образования наречий:Приставочный: вниз, вверх, нехорошо.Суффиксальный: сладко, жизнерадостно, тихо.Приставочно-суффиксальный: неторопливо, досуха, наизнанку.Сложение разных видов: еле-еле, мало-помалу, полулежа.нар.нар.П-164. Выучите этот текст наизусть. Войска стояли насмерть.нар.Вову подняли на смех из-за неопрятного вида. На разведку пришлось идти в одиночку.сущ.нар.Наконец наступило утро. На конец лески привяжите крючок.нар.нар.Давайте поговорим начистоту. Правила нужно знать назубок.

Всущ.правду Мити было трудно поверить.§ 12. Правописание наречий,образованных от имён существительныхД-218 (П-165). Тараторит без умолку; хохотать до упаду;нужна помощь до зарезу; наесться до отвала; бежать без оглядки;в упор не вижу.82нар.Д-220 (П-167). I. 1) Море, огромное, лениво вздыхающее уберега, — уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянинар.ем луны. 2) Нужное слово, если оно вовремя сказано, всегда дорогу к сердцу найдет.

3) Радуемся мы, что ручей родился на принар.пеке и вприпрыжку мчится от зимы. 4) Поживешь и попразднунар.ешь вволю, будет жизнь и полна, и легка. 5) Жди меня, и явернусь всем смертям назло.Счет сведен, идет расплата на свету, начистоту. На ветру, влюбой мороз заносил в свою тетрадку строчки, жившие вразброс. Хорошо, друзья, приятно, сделав дело, ко двору в батальонидти обратно из разведки поутру.II. 1) По улицам слона водили,нар.Как видно напоказ.Известно, что слоны в диковинку у нас;Так за Слоном толпы зевак ходили.Отколе ни возьмись, навстречу Моська им.2) Свинья под дубом вековымнар.нар.Наелась желудей досыта, до отвала …3) Уж сколько раз твердили миру,Что лесть гнусна, вредна; нонар.только все не впрок.нар.И в сердце льстец всегдаотыщет уголок.Д-221 (П-168). 1.

1) Шел дождь, и потому (союз) мы наделиплащи. — По тому (мест.) лесу из-за болот боятся ходить.2) Шел дождь, поэтому (союз) мы надели плащи. — По этому(мест.) лесу боятся ходить. 3) Шел дождь, затем (наречие) светило солнце. — За тем (мест.) домом школа. 4) Оттого (наречие) ягрущу, что рассталась с друзьями. — От того (мест.) берега отчалила лодка.Д-222 ( - ).

Слова со скобками пишутся слитно и являются наречиями.От чего (местоимение) решено было уехать? От чего (местоимение) этот кусок? От того (местоимение) дома пахнет краской.Д-223 П-169. 1) И зачем ты бежишь торопливо за промчавшейся тройкой вослед. 2)Ты делаешь свои первые шаги по жиз83ни. От того, каковы будут эти первые шаги, зависти и путь, которым ты пройдешь свою жизнь. 3) За тем окошком живут дорогие мне люди. 4) Отчего мы поссорились, я понять не мог. Поэтому поводу мы не раз объяснялись.Зачем — наречиеНаречие цели.Моф. признаки: неизменяемостьБежишь (з а ч е м ?) зачем.Вослед — наречиеНаречие местаМорф. признаки: неизменяемостьБежишь (к у д а ?) вослед.деепр.

об.Д-224 (П-170). |Цепляясь за торчавшие из земли кирпичи изастывшие комья грязи|, Сабуров тихо спустился вдоль откоса итеперь был на самом берегу. Он хорошо помнил это место: конар.м.гда-то, вначале, во время переправы они высаживались именнонар.здесь. Узкая полоска берега была совсем отлогой, и сразу надней уступами поднимались глинистые террасы. Кое-где высились остатки пристаней, на земле были разбросаны обгорелыебревна.

С Волги дул холодный ветер. Едва Сабуров спустилсянар.вниз, как почувствовал, что его прохватывает насквозь.нар.Цепляясь — деепричастиеОт глагола цеплятьсяНесовершенный видСпустился (к а к ?) цепляясь.Торчавшие — причастиеН.ф. — торчавшийОт глагола торчатьПост признаки: действительное, невозвратное, несоверш. вид,прош. вр.Непост признаки: мн.число, вин. пад.Кирпичи (к а к и е ?) торчавшиеЗастывшие — причастиеН.ф.

— застывшийОт глагола застыть84Пост признаки: действительное, невозвратное, соверш. вид,прош. врНепост признаки: мн.число, вин. пад.Комья (к а к и е ?) застывшие.Разбросаны — причастиеН.ф. — разбросанныйОт глагола разбросатьПост признаки: страд., невозвратное, сов вид, прош. времяНепост признаки: краткое, мн. число, им. пад.Бревна (ч т о д е л а л и ?) были разбросаны.§ 13. Правописание наречий на –о, –еНе в наречиях на –о, –еД-226 (П-172). Правило является общим.Существительное: незабудка; несчастье (т.е. горе) — не счастье, а радость.Прилагательное: недалекий; недолгий (т.е.

короткий) — недолгий, а короткий.Наречие: негромко (т.е. тихо); не громко, а тихо.Д-227 П-173. Громко разговаривать в общественном местенекрасиво. — Выглядеть не опрятным не красиво, а ужасно. Вычитаете текст невыразительно. — Прочитайте это стихотворениене выразительно, а наизусть. Неискусно сделанную вещь видносразу. — Вещь выглядит не искусно, а дешево.

Неинтересносмотреть фильм дважды. — Читать эту книгу было не интересно,а скучно. Неприветливо поздоровавшись, он прошел в кабинет.— Он вел себя не приветливо, а замкнуто. Она пишет диктантыневнимательно. – Она пишет диктанты не внимательно, а второпях. Он сказал об этом нерадостно.

Рассказы о войне ветерана 137

«Чем же, какими силами отбивать берег? О том, чтобы целиком снять с позиций хотя бы один батальон, не могло быть и речи: надо было вытягивать людей отовсюду, из каждого батальона, и создать к завтрашней ночи сборный штурмовой отряд. Только так, другого выхода не было.
– Как вы решили, товарищ генерал? – спросил начальник штаба.
Проценко взял листок бумаги и подсчитал состав отряда.
– Вот, – сказал он, – здесь написано, по скольку человек откуда взять. За ночь выведи людей сюда в овраг. Днём сколотим их, подготовим, а завтра ночью, будем живы, отберём берег.

Проценко был мрачен. Его лицо ни разу не осветила обычная хитрая улыбка.
– Подпишите донесение в штаб армии. – Начальник штаба вынул из папки бумагу.
– О чём донесение?
– Как всегда, о событиях.
– О каких событиях?
– О сегодняшних.
– О каких?
– Как о каких? – с некоторым недоумением и раздражением переспросил начальник штаба. – О том, что немцы к Волге вышли, о том, что Ремизова отрезали.
– Не подпишу, – сказал Проценко, не поднимая головы.
– Почему?
– Потому что не вышли и не отрезали. Задержи донесение.
– А что же доносить?
– Сегодня ничего.

Начальник штаба развёл руками.
– Знаю, – сказал Проценко. – За задержку донесения на сутки беру ответственность на себя. Отобьём берег и донесём всё сразу. Если отобьём, нам это молчание простят.
– А если не отобьём?
– А если не отобьём, – сказал Проценко с обычно ему не присущей мрачной серьёзностью, – некого будет прощать. Я сам поведу штурмовой отряд. Понятно? Что смотришь, Егор Петрович? Думаешь, ответственности боюсь? Не боюсь. Не боялся и не боюсь. А не хочу, чтобы знали, что немцы ещё и здесь на берег вышли. Не хочу. Я в штаб армии сообщу, из штаба армии – в штаб фронта, из штаба фронта – в Ставку. Не хочу. Это же на всю Россию огорчение. Всё равно, если сообщу, скажут: «Отбивай, Проценко, обратно». И ни одного солдата не дадут. Так я лучше сам, без приказов, отобью. Все огорчения на одного себя беру. Понимаешь?

Начальник штаба молчал.
– Если понимаешь – хорошо. А не понимаешь – как знаешь. Всё равно будешь делать так, как я тебе приказал. Всё. Иди выполняй.
Проценко вышел из блиндажа. Ночь была тёмная, свистел ветер, и шёл крупный снег. Проценко посмотрел вниз. Там, в просвете между развалинами, видна была замерзавшая Волга. Отсюда, сверху, она казалась неподвижной и совсем белой.
На земле, кое-где в ямках, уже плотно лежал падавший весь день снег. Правее по берегу хлопали миномёты.

Проценко подумал о Сабурове, который сейчас, наверное, уже полз там, и невольно поёжился.
В той роте, которая стояла на берегу, Сабуров взял автоматчика и с ним вместе добрался до одиноко высившихся впереди развалин, куда уже ночью был выдвинут крайний пулемёт и откуда надо было спускаться прямо к Волге и ползти мимо немцев. Командир роты предложил ему взять с собой автоматчика до конца, до Ремизова, но Сабуров снова отказался от этого.
Цепляясь за торчавшие из земли кирпичи и застывшие комья грязи, он тихо спустился вдоль откоса и теперь был на самом берегу. Он хорошо помнил это место: когда-то, вначале, во время переправы они высаживались именно здесь. Узкая полоска берега была совсем отлогой, и сразу над ней, уступами, поднимались глинистые террасы. Кое-где высились остатки пристаней, по берегу были разбросаны обгорелые брёвна.

Едва Сабуров спустился вниз, как почувствовал, что его прохватывает насквозь. Река была белая. Дул холодный ветер. Если бы он вздумал идти по самому обрезу берега, его силуэт на белом фоне был бы заметен сверху. Поэтому он решил идти чуть выше и ближе к обрыву. Отправляясь, он договорился с командиром роты, что, если немцы откроют по нему огонь, рота тоже откроет огонь из пулеметов по всему обрыву. Это была, правда, ненадёжная помощь, но всё-таки помощь на всей первой половине пути. Дальше предстояло самое трудное. Ремизова нельзя было предупредить никакими способами, и, заметив человека, оттуда могли и даже должны были открыть огонь. Оставалось полагаться на собственное счастье.

Первые сто метров он прошёл, не ложась на землю, стараясь двигаться как можно бесшумнее и быстрее. Никто не стрелял.
На берегу было пустынно; один раз он споткнулся обо что-то, упал на руки и, приподнимаясь, ощупал препятствие – это был окоченевший мертвец, и в темноте трудно было узнать – свой это или немец. Сабуров перешагнул через труп.
Но едва он сделал ещё два шага, как впереди него прошла поверху косая очередь трассирующих пуль. Он быстро отполз в сторону и прилёг за выкинутыми на берег обгорелыми брёвнами. Немцы дали ещё несколько очередей и осветили берег позади Сабурова, там, где лежал мертвец. Они принимали его за живого. Очереди ложились всё ближе, и наконец одна попала прямо в труп. Лёжа за бревнами, Сабуров ждал. Видимо считая, что нарушивший тишину убит, немцы прекратили огонь.

Сабуров пополз дальше. Теперь он полз, не отрываясь от земли и стараясь не производить ни малейшего шума. Ещё два или три раза он натыкался на мёртвые тела. Потом больно ударился о камень и тихо, про себя, выругался. Ему показалось, что впереди что-то шевелится. Он остановился и прислушался. Послышался плеск воды. Он тихо прополз ещё несколько шагов. Плеск теперь был слышнее. Это был такой звук, словно черпали ведром воду. Он вдруг вспомнил, как в детстве, поспорив с товарищами, пошёл ночью через всё городское кладбище и в доказательство принёс горсть фарфоровых цветов, выломанных из венка в самом конце кладбища. Сейчас ему было почти так же жутко, как тогда.

Он подполз ближе и увидел появившуюся из-за обломков лодки согнувшуюся фигуру. Человек пошёл сначала как будто мимо, но потом, огибая бревна, двинулся прямо к нему. Сабуров ждал. У него не было никаких мыслей, было только ожидание: вот сейчас тот ступит ещё раз, потом ещё раз, и потом можно будет до него дотянуться. Когда человек сделал еще шаг, Сабуров протянул вперёд руку, схватил его за ногу и дёрнул к себе. Человек, падая, страшно закричал, и в ту же секунду что-то ударило Сабурова по голове и окатило ледяной водой. Человек закричал не по-русски и не по-немецки, а просто отчаянно: «А-а-а…» Сабуров изо всей силы ударил его кулаком по лицу. Крикнув что-то по-немецки, человек схватил его руку и вцепился в неё зубами. Понимая, что теперь уже всё равно, тихо или нет, Сабуров вытащил свободной рукой парабеллум и несколько раз подряд выстрелил, упирая дуло в тело немца. Тот дёрнулся и затих.

Сверху раздались автоматные очереди; несколько пуль с грохотом ударились в ведро. Сабуров нащупал привязанную к ведру верёвку: убитый немец ходил к Волге за водой. Сверху продолжали стрелять.
«Спустятся или побоятся?» – подумал Сабуров.
Он лёг, подперев плечом труп, который теперь полулежал на нём и прикрывал его от пуль. «Когда же все это кончится?» Он чувствовал, что коченеет; немец, падая, вылил на него всё ведро. Сверху продолжали стрелять, и так они могли стрелять всю ночь. Сабуров сбросил с себя мертвеца и пополз. Пули ударялись в землю то впереди, то позади него, и когда он прополз шагов тридцать, а стрелять продолжали чуть ли не вдоль всего берега, к нему вернулось ощущение, что в него не попадут.

Он прополз пятьдесят шагов. По берегу всё ещё стреляли. Ещё несколько шагов… Руки его так окоченели, что уже не чувствовали земли. Были хорошо видны огоньки выстрелов там, на обрыве, откуда стреляли. Теперь и сзади, откуда он шёл, и спереди, от Ремизова, виднелись трассы пуль, шедшие по направлению к стрелявшим немцам. Перестрелка разгоралась всё сильнее, немцы стали всё реже стрелять вниз и чаще отвечать влево и вправо. Тогда Сабуров вскочил и побежал – он больше не мог ползти. Он бежал, спотыкаясь, перепрыгивая через брёвна. У него мелькнула мысль: там, у Ремизова, должны понять, что немцы стреляют по кому-то из наших. Несмотря на грязь и темноту, он бежал отчаянно быстро.

Он упал оттого, что кто-то подставил ему ногу; упал лицом в грязь, ушиб плечо, а кто-то в это время сел ему на спину и стал крутить руки.
– Кто? – спросил хриплый голос.
– Свои, – почему-то всё ещё шёпотом сказал Сабуров и, чувствуя, как ему выкручивают пальцы, толкнул свободной рукой одного из навалившихся на него так, что тот покатился.
– Чего пихаешься? – огрызнулся тот.
– Говорю, свои. Ведите меня к Ремизову.
Немцы, должно быть, услышали возню и пустили несколько очередей. Кто-то всхлипнул.
– Что, ранило? – спросил другой.
– В ногу, больно.
– Сюда, – схватив Сабурова за руку, кто-то потащил его вперёд.

Они пробежали несколько шагов и спрятались за остатками стены.
– Откуда? – спросил тот же хриплый голос, который он услышал вначале.
– От генерала.
– Кто это, в темноте не вижу.
– Капитан Сабуров.
– А, Сабуров… Ну, а это Григорович, – и голос сразу стал знакомым Сабурову. – Это ты мне плюху влепил? Ну ничего, от старого друга.

Григорович был одним из командиров штаба, которого Проценко месяц назад по его просьбе отправил командовать ротой.
– Пойдём к Ремизову, – сказал Григорович.
– Ремизов жив?
– Жив, только лежит.
– Что, тяжело ранили?
– Не так чтоб тяжело, но неудобно. Сегодня весь день по матери ругается. Ему, по-научному говоря, в обе ягодицы по касательной из автомата всадили, или лежит на животе, или с грехом пополам ходит, а сесть не может.

Сабуров невольно рассмеялся.
– Тебе смех, – сказал Григорович, – а нам – слёзы. Сабуров нашёл Ремизова в тесном блиндажике лежащим на койке плашмя, с подушками, подложенными под голову и грудь.
– От генерала? – нетерпеливо спросил Ремизов.
– От генерала, – сказал Сабуров. – Здравствуйте, товарищ полковник.
– Здравствуйте, Сабуров. Я так и думал, что кто-нибудь от генерала, и велел стрельбу не открывать. Как там у вас?
– Всё в порядке, – ответил Сабуров, – за исключением того, что от генерала Проценко до полковника Ремизова приходится ползать на пузе.
– Хуже, когда приходится командовать лёжа на пузе, – сказал Ремизов и затейливо выругался. Потом, подозрительно прищурясь, посмотрел из-под густых седых бровей на Сабурова и спросил: – Уже небось доложили о моём ранении?
– Доложили.
– Ну ещё бы: «Командир полка ранен в интересное место…» Погодите, погодите, – вдруг перебил он себя, – вы весь в крови? Ранены?
– Нет, немца убил.
– Снимите тогда хоть ватник, что ли. Шарапов, дай капитану умыться и ватник мой дай! Снимайте, снимайте!

Сабуров стал расстёгиваться.
– Что вам генерал приказал?
– Уточнить положение и сообщить, – сказал Сабуров, умалчивая о том, что Проценко предполагал худшее и в этом случае приказал ему возглавить полк.
– Ну что ж, положение, – сказал Ремизов, – положение не столько плохое, сколько постыдное. Отдали кусок берега. Комиссар полка убит. Два командира батальонов убиты. Я, как видите, жив. Как генерал, настроен восстанавливать положение?
– Думаю, в предвидении этого он меня и послал, – сказал Сабуров.
– Я тоже так полагаю. И с двух сторон восстанавливать надо, разумеется, – сказал Ремизов. – Значит, обогреетесь и придётся двигаться обратно?
– Придётся, – согласился Сабуров.
– А может, останетесь у меня; командира туда пошлю. Как вам приказано?
– Нет, я вернусь, – сказал Сабуров.
– Семён Семёнович! – крикнул Ремизов.

Вошёл майор, начальник штаба.
– Схемочка нашего расположения сделана?
– Сейчас кончим. Уточняем.
– Давайте скорее, шевелитесь… Вы меня опередили, – обратился Ремизов к Сабурову, – я сам хотел командира посылать. Схемочку готовили, из-за этого и задержались. Сейчас её дадут, и я вместе с вами офицера связи пошлю. Филипчука знаете?
– Нет, не знаю.
– Хороший, смелый командир. Пойдёт с вами.

Ремизов попробовал приподняться и опять длинно выругался.
– Представляете, куда угодило. А у меня такой характер скверный, что я бегать всё время должен: и думать не могу не бегая, и командовать не могу, – ничего не могу. Шестой десяток, пора бы отвыкнуть – а не отвыкается. Шарапов! – снова крикнул он.
Появился ординарец.
– Помоги с койки слезть.

Поднимаясь с койки, Ремизов кряхтел, стонал и ругался, и всё это как-то сразу, одним духом. Поднявшись, он, морщась от боли, проковылял несколько раз взад-вперёд по блиндажу.
– Схемочка готова?
– Готова, – ответил майор, подавая бумагу.
– Вот тут при схемочке всё записано, – взяв, скорее, вырвав у майора бумагу и продолжая ковылять, сказал Ремизов. – Что у меня где стоит и что можно сделать с моей стороны. Как-то сразу всё вышло: обоих командиров батальонов убили, комиссара убили и меня ранили, – всех в течение получаса. Как раз в этот момент и вышла вся история.
– Потерь много? – осведомился Сабуров.
– Одного батальона почти нет. Того, что берег занимал. А два почти как были. В общем, сражаться ещё можно».

Продолжение повести в следующей публикации.

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Дни и ночи

Обессилевшая женщина сидела, прислонившись к глиняной стене сарая, и спокойным от усталости голосом рассказывала о том, как сгорел Сталинград.

Было сухо и пыльно. Слабый ветерок катил под ноги желтые клубы пыли. Ноги женщины были обожжены и босы, и когда она говорила, то рукой подгребала теплую пыль к воспаленным ступням, словно пробуя этим утишить боль.

Капитан Сабуров взглянул на свои тяжелые сапоги и невольно на полшага отодвинулся.

Он молча стоял и слушал женщину, глядя поверх ее головы туда, где у крайних домиков, прямо в степи, разгружался эшелон.

За степью блестела на солнце белая полоса соляного озера, и все это, вместе взятое, казалось краем света. Теперь, в сентябре, здесь была последняя и ближайшая к Сталинграду железнодорожная станция. Дальше от берега Волги предстояло идти пешком. Городишко назывался Эльтоном, по имени соляного озера. Сабуров невольно вспомнил заученные еще со школы слова «Эльтон» и «Баскунчак». Когда-то это было только школьной географией. И вот он, этот Эльтон: низкие домики, пыль, захолустная железнодорожная ветка.

А женщина все говорила и говорила о своих несчастьях, и, хотя слова ее были привычными, у Сабурова защемило сердце. Прежде уходили из города в город, из Харькова в Валуйки, из Валуек в Россошь, из Россоши в Богучар, и так же плакали женщины, и так же он слушал их со смешанным чувством стыда и усталости. Но здесь была заволжская голая степь, край света, и в словах женщины звучал уже не упрек, а отчаяние, и уже некуда было дальше уходить по этой степи, где на многие версты не оставалось ни городов, ни рек – ничего.

– Куда загнали, а? – прошептал он, и вся безотчетная тоска последних суток, когда он из теплушки смотрел на степь, стеснилась в эти два слова.

Ему было очень тяжело в эту минуту, но, вспомнив страшное расстояние, отделявшее его теперь от границы, он подумал не о том, как он шел сюда, а именно о том, как ему придется идти обратно. И было в его невеселых мыслях то особенное упрямство, свойственное русскому человеку, не позволявшее ни ему, ни его товарищам ни разу за всю войну допустить возможность, при которой не будет этого «обратно».

И все-таки дальше так продолжаться не могло. Сейчас, в Эльтоне, он вдруг почувствовал, что именно здесь и лежит тот предел, за который уже нельзя переступить.

Он посмотрел на поспешно выгружавшихся из вагонов солдат, и ему захотелось как можно скорее добраться по этой пыли до Волги и, переправившись через нее, почувствовать, что обратной переправы не будет и что его личная судьба будет решаться на том берегу, заодно с участью города. И если немцы возьмут город, он непременно умрет, и если он не даст им этого сделать, то, может быть, выживет.

А женщина, сидевшая у его ног, все еще рассказывала про Сталинград, одну за другой называя разбитые и сожженные улицы. Незнакомые Сабурову названия их для нее были исполнены особого смысла. Она знала, где и когда были построены сожженные сейчас дома, где и когда посажены спиленные сейчас на баррикады деревья, она жалела все это, как будто речь шла не о большом городе, а о ее доме, где пропали и погибли до слез знакомые, принадлежавшие лично ей вещи.

Но о своем доме она как раз не говорила ничего, и Сабуров, слушая ее, подумал, как, в сущности, редко за всю войну попадались ему люди, жалевшие о своем пропавшем имуществе. И чем дальше шла война, тем реже люди вспоминали свои брошенные дома и тем чаще и упрямее вспоминали только покинутые города.

Вытерев слезы концом платка, женщина обвела долгим вопросительным взглядом всех слушавших ее и сказала задумчиво и убежденно:

– Денег-то сколько, трудов сколько!

– Чего трудов? – спросил кто-то, не поняв смысла ее слов.

– Обратно построить все, – просто сказала женщина.

Сабуров спросил женщину о ней самой. Она сказала, что два ее сына давно на фронте и один из них уже убит, а муж и дочь, наверное, остались в Сталинграде. Когда начались бомбежка и пожар, она была одна и с тех пор ничего не знает о них.

– А вы в Сталинград? – спросила она.

– Да, – ответил Сабуров, не видя в этом военной тайны, ибо для чего же еще, как не для того, чтобы идти в Сталинград, мог разгружаться сейчас воинский эшелон в этом забытом богом Эльтоне.

– Наша фамилия Клименко. Муж – Иван Васильевич, а дочь – Аня. Может, встретите где живых, – сказала женщина со слабой надеждой.

– Может, и встречу, – привычно ответил Сабуров.

Батальон заканчивал выгрузку. Сабуров простился с женщиной и, выпив ковш воды из выставленной на улицу бадейки, направился к железнодорожному полотну.

Бойцы, сидя на шпалах, сняв сапоги, подвертывали портянки. Некоторые из них, сэкономившие выданный с утра паек, жевали хлеб и сухую колбасу. По батальону прошел верный, как обычно, солдатский слух, что после выгрузки сразу предстоит марш, и все спешили закончить свои недоделанные дела. Одни ели, другие чинили порванные гимнастерки, третьи перекуривали.

Сабуров прошелся вдоль станционных путей. Эшелон, в котором ехал командир полка Бабченко, должен был подойти с минуты на минуту, и до тех пор оставался еще не решенным вопрос, начнет ли батальон Сабурова марш к Сталинграду, не дожидаясь остальных батальонов, или же после ночевки, утром, сразу двинется весь полк.

Сабуров шел вдоль путей и разглядывал людей, вместе с которыми послезавтра ему предстояло вступить в бой.

Многих он хорошо знал в лицо и по фамилии. Это были «воронежские» – так про себя называл он тех, которые воевали с ним еще под Воронежем. Каждый из них был драгоценностью, потому что им можно было приказывать, не объясняя лишних подробностей.

Они знали, когда черные капли бомб, падающие с самолета, летят прямо на них и надо ложиться, и знали, когда бомбы упадут дальше и можно спокойно наблюдать за их полетом. Они знали, что под минометным огнем ползти вперед ничуть не опасней, чем оставаться лежать на месте. Они знали, что танки чаще всего давят именно бегущих от них и что немецкий автоматчик, стреляющий с двухсот метров, всегда больше рассчитывает испугать, чем убить. Словом, они знали все те простые, но спасительные солдатские истины, знание которых давало им уверенность, что их не так-то легко убить.

Таких солдат у него была треть батальона. Остальным предстояло увидеть войну впервые. У одного из вагонов, охраняя еще не погруженное на повозки имущество, стоял немолодой красноармеец, издали обративший на себя внимание Сабурова гвардейской выправкой и густыми рыжими усами, как пики, торчавшими в стороны. Когда Сабуров подошел к нему, тот лихо взял «на караул» и прямым, немигающим взглядом продолжал смотреть в лицо капитану. В том, как он стоял, как был подпоясан, как держал винтовку, чувствовалась та солдатская бывалость, которая дается только годами службы. Между тем Сабуров, помнивший в лицо почти всех, кто был с ним под Воронежем, до переформирования дивизии, этого красноармейца не помнил.

– Как фамилия? – спросил Сабуров.

– Конюков, – отчеканил красноармеец и снова уставился неподвижным взглядом в лицо капитану.

Читайте также: